|
Поэты неоднократно пытались дополнить и развить лапидарную характеристику государыни, данную сибирякам: Смелость, сметливость, повадка Рыскать по стране, Чистоплотность, ум, приглядка К новой стороне; Горделивость, мысли здравость, Юмор, жажда прав, Добродушная лукавость, Развеселый нрав; Поиск дела, жажда света, Юной жизни кровь, Без предела и завета К рОДИНе ЛЮбоВЬ; 13-5994 385 Страсть отстаивать родное Знать: да что, да как? Стойкость, сердце золотое, — Вот наш сибиряк! Иннокентий Омулевский Русское завоевание Америки, стремительное, как суворовский натиск, — лучшее подтверждение любых патетических слов, высказанных когда-либо в адрес сибиряков. Эскадра Шелихова состояла из трех галиотов. Сам «русский Колумб», прозванный так стариком Державиным, плыл вместе с красавицей-женой Натальей и двумя малолетними детьми. Обшая численность шелиховского отряда составляла 200 моряков и промышленников. После промежуточной зимовки на острове Беринга корабли летом 1784 года подошли к Алеутским островам, они еше издали давали о себе знать отблесками огнедышащих вулканов. Плацдармом русской колонизации на первых порах стал Кадьяк — самый большой остров у восточного побережья полуострова Аляска, давшего впоследствии название всему краю. Русские моряки и первопоселенцы столкнулись сразу же с тремя разными народами — алеутами, эскимосами и колошами (индейцами-тлинкитами). Первые и вторые проявили дружелюбие, последние — активную враждебность, что вскоре выразилось в многочисленных кровавых столкновениях. В своих подробных донесениях Шелихов рассказывал обо всех «чудесах» Нового Света и населявших его людей: «Почитали они чудом скороспешное строение у нас домов, потому что они над одною своею хижиною трудятся, отесывая доски завостренными железцами несколько лет, — потому почитают они оные великой цены стоюшими. Невежество их так велико, что они, когда мы во времена темных ночей выставляли бывшей у меня Кулибинской фонарь, думали, что то было солнце, которое мы похищали, приписывая и мрачность дней причиною оное. Мне прискорбно было видеть таковую умов их грубость. И для того не долго оставлял я их в сем заблуждении, но старался, сколько можно, изъяснить им, что сие есть дело такого же человека, как и они, с тою только разницею, что они ничего не будут знать до тех пор, пока не будут мирны и заимствовать от нас обычаи и род жизни. Я показывал им способность и выгоды российских домов, платье и употребление пиши. Они видели труды мои работных, когда они копали землю на огороде, сеяли и садили семена; по созрении плодов я велел им оныя раздавать, но они, употребляя их, ничего, кроме удивления, не изъявляли. Многих я велел кормить изготовленною работными моими для себя пишею, к чему они крайнюю чувствуют охоту. Таковое мое с ними поведение час от часу более их ко мне привязывало... <...> — 228 —
|