|
Единства человечества не может быть без участия Бога. И, наоборот, когда человек лишается небесного руководства, он не только впадает в разногласие, которое противоречит его врожденной социальности. Он также мучается от трагического затруднения, которое свойственно ему как социальному существу и которое, следовательно, обнаруживается тем острее, чем лучше ему удается жить согласно нравственным требованиям своей социальной природы, до тех пор, пока он стремится играть свою роль в обществе, членом которого не является единый истинный Бог. Это затруднение состоит в том, что социальное действие, в котором человек принимает чрезмерное участие, выходит — как во времени, так и в пространстве — за пределы индивидуальной жизни на земле. Таким образом, История, если на нее смотреть исключительно с точки зрения ее отдельного участника, представляет собой «повесть, рассказанную идиотом и ничего не значащую». Однако эти кажущиеся бессмысленными «звук и ярость» приобретают духовный смысл, когда человек мельком замечает в Истории действие единого истинного Бога. Таким образом, хотя цивилизация и является предварительным умопостигаемым полем исторического исследования, Град Божий — единственное нравственно допустимое поле действия, и гражданство этого Civitas Dei (Града Божьего) на земле дают людям высшие религии. Фрагментарное и мимолетное участие человека в земной истории действительно спасает его, когда он играет свою роль на земле в качестве добровольного помощника Бога, чье господство над ситуацией придает божественную ценность и смысл всем, в ином случае ничтожным, попыткам человека. Это искупление Истории столь дорого для человека, что в современном секуляризованном западном мире криптохристианская философия истории сохраняется даже якобы преодолевшими христианство рационалистами. «Поскольку христиане верили в Библию и Евангелие, в историю создания и благовестия Царства Божия, они могли отважиться на обобщение всей Истории. Все последующие попытки этого же рода просто подменяли саму трансцендентную цель, которая обеспечивала единство средневекового синтеза, различными имманентными силами, которые служили в качестве заменителей Бога. Однако задача оставалась по сути той же самой, и именно христиане первыми поняли эту задачу — дать всей Истории вразумительное истолкование, которое бы объяснило происхождение человечества и определило бы его цель… Вся картезианская система основана на идее всемогущего Бога, Который в известном смысле создает Себя и, следовательно, a fortiori (тем более) создает вечные истины, включая истины математики, создает также Вселенную ex nihilo (из ничего) и сохраняет ее актом непрерывного творения, без которого все вещи снова канули бы в небытие, откуда их вывела Его воля… Возьмем случай Лейбница. Что осталось бы от его системы, если изъять из нее собственно христианские элементы? Не осталось бы даже формулировки его собственной основной проблемы — а именно проблемы радикального происхождения вещей и творения Вселенной свободным и совершенным Богом… Это любопытный факт, и здесь стоит заметить, что если наши современники более не обращаются к Граду Божьему и Евангелию, как это, не колеблясь, делал Лейбниц, то это совсем не потому, что они избежали их влияния. Многие из них живут тем, что предпочли забыть»111. — 259 —
|