|
Например, включение сохранившейся части общественного строя в политическую структуру универсального государства не помогает ни восстановить исчезнувшее, ни предотвратить дальнейшее разрушение оставшегося. Угроза этого непомерного и постоянно расширяющегося социального вакуума заставляет правительство действовать вопреки своим собственным наклонностям и конструировать временные институты для заполнения пустоты. Классическим примером необходимости дальнейшего заполнения этой все расширяющейся бреши является административная история Римской империи на протяжении двух столетий, последовавших за ее установлением. Секрет римского управления заключался в принципе непрямого правления. Эллинское универсальное государство было задумано его римскими основателями как ассоциация самоуправляемых городов-государств с окраиной автономных княжеств в тех районах, где эллинская культура еще не встретилась с политикой. Бремя администрации было возложено на эти местные власти. Эта политика никогда умышленно не изменялась. Однако если мы еще раз осмотрим Империю в конце двух столетий «Римского мира», то обнаружим, что административная система фактически трансформировалась. Княжества-клиенты превратились в провинции, а провинции стали, в свою очередь, органами прямой и централизованной администрации. Человеческие ресурсы для осуществления местного управления постепенно иссякали, а центральное правительство, столкнувшись с этим растущим недостатком местных административных талантов, было вынуждено не только заменять князей-клиентов имперскими губернаторами, но и отдавать администрацию городов-государств в руки назначенных «управляющих». К концу этой истории вся администрация Империи перешла в руки иерархически организованной бюрократии. Центральные власти не больше стремились навязать эти перемены, чем местные власти примириться с ними. И те, и другие стали жертвами force majeure[331] . Тем не менее последствия были революционны, поскольку эти новые институты были высоко «кондуктивны». В предыдущем исследовании (см. т. II, часть 4) мы выяснили, что двумя ведущими чертами эпохи социального распада являются промискуитет и чувство единства. И хотя эти две психологические тенденции с субъективной точки зрения могут быть прямо противоположными друг другу, они соединяются, чтобы привести к сходному объективному результату. Этот господствующий дух эпохи вносит вклад в новые временные институты, быстро возводимые универсальными институтами с «кондуктивностью», сравнимой с той, что извлекают океан и степь не из человеческой психологической атмосферы, но из собственной физической природы. — 177 —
|