Беседы с внуком. Часть I

12 октября 2012 года

Мои замечания по «поэтическому» полотну Тициана – лишь подготовка к другим его творениям, среди которых едва ли не первенствующее место занимают портреты. В числе его моделей есть и фантомы, якобы исторические персонажи, знатные люди, которых он и в глаза не видал. Например, Карл V, император (не понятно, чего).

Знай, что в эпоху так называемого Ренессанса был единственный реальный император в мире – Владимиро-Суздальский, или Русско-ордынский. А все прочие самозванцы – его вассалы, которым лишь после победы Реформации в XVII веке и приклеили ярлычок «императоров», что и закреплялось на страницах рукотворной истории. Вот только их биографии при сегодняшнем прочтении отличаются какой-то неопределённостью, одновременным присутствием (на страницах фальсифицированных учебников) и вполне вероятным отсутствием в том же месте и в тот же день, схожестью линий судьбы с другими, но подлинными творцами истории.

ЧТОБЫ ТЕБЯ ХОРОШО ПОНИМАЛИ, ПРИХОДИТСЯ БЫТЬ НЕ СОВСЕМ ТОЧНЫМ, А ЧТОБЫ БЫТЬ АБСОЛЮТНО ТОЧНЫМ, ПРИХОДИТСЯ БЫТЬ НЕПОНЯТНЫМ. Бертран Рассел

Так, «жизнеописания» Карла V, «современника» Тициана, похожи на таковые Карла Великого, жившего, якобы, в 768 -814 годах. Но как сообщают ФН [32*, 33*], последний есть никто иной, как Русско-ордынский царь-хан Иван IV «Грозный», живший как раз в XVI веке. Он же библейский Навуходоносор. Такая вот одобренная учёными и политиками ложь, которую принято считать истиной в последней инстанции.

КТО ДОКАПЫВАЕТСЯ ДО КОРНЕЙ ОБЫЧАЯ,

ТОТ ЕГО УНИЧТОЖАЕТБлез Паскаль

Взглянем же, наконец, на «деятеля мировой политики» на картине «Карл V в сражении при Мюльберге» кисти Тициана из собрания мадридского музея Прадо [34*]. Вот он герой с узнаваемо выдвинутой челюстью. Интересно, кого же Тициан взял в качестве модели? Одного из своих деревенских подмастерьев или (едва ли) вообще из головы? Но вот портрет того же Карла V в молодые годы работы Barend van Orley [28*]. Можно узнать тот же габсбургский подбородок, а вот губы мясистыми явно не задались. На всём лице истероидного сластолюбца не видно дерзости, зато сквозят нотки любителя подглядывать. Если всё же поверить, что портрет рисован вскоре после становления императором (1519 год), то возникает неясность, кого же он представляет.