|
Таким образом, посредством как топографического образа высокой горы, так и архитектурного образа, заложенного в ее названии, мифы поставили необходимость определить точку восхода солнца во времени — опять же, если они имели какое-либо отношение к астрономии. Упомянутый «потоп» произошел у «высочайшей горы в мире», то есть в июньское солнцестояние. Следующее и столь же важное, что проясняют оба мифа, — это то, что гелиакический восход Плеяд является не наводнением, а его предвестником, потому что в обеих версиях ламы, наблюдающие восход Плеяд, предсказывают потоп через несколько дней. В изложении Молины это предсказание было сделано «за месяц до потопа». (Для рассмотрения значения рисунка «пятидневного» промежутка перед Потопом, упомянутого в версии Авилы, смотри примечание12.) Кечуанское слово и для месяца, и для луны, килья, обозначает фазовый месяц, так называемый синодский месяц, период времени от полнолуния до полнолуния, то есть месяц из двадцати девяти или тридцати дней13. Следовательно, если взглянуть на миф так, как если бы он намеренно передавал сложное астрономическое наблюдение, то надо было бы объяснять версию Молины как следующее определенное утверждение: в тот период, когда Плеяды всходили гелиакически («Вилькакото») за месяц до июньского солнцестояния («гора»), в солнцестояние произошло некое прецессионное событие («потоп»), космологически достаточно важное, чтобы заслужить обозначение уну пачакути, буквально «пространство-время опрокидывается наводнением». По крайней мере, теперь имеется проверяемая гипотеза. Миф нес в себе всю информация, необходимую либо для подтверждения, либо для опровержения моих подозрений. V Мне был необходим доступ в планетарий. Компьютеров и астрономического программного обеспечения до 1982 года у меня не было. Кроме того, я хотел «увидеть» этот миф на широком полотне вместе с опытными современными сотрудниками обсерватории. Здесь мне повезло. Не зная меня вообще или что-либо о моей работе, за исключением самого краткого из описаний, профессор Оуэн Джинджерич из Гарвардской астрофизической обсерватории им. Смитсона не только любезно позволил мне использовать планетарий в Бостоне, но даже лично приходил и наблюдал эксперимент. Помимо выдающейся карьеры в астрофизике, а также знаний по истории астрономии, профессор Джинджерич в свои студенческие годы демонстрировал успехи в планетарии. Произошедшее в Гайденском планетарии при Музее науки в Бостоне запомнилось мне тем, что я испытал, вероятно, исключительно яркую мечту. Я очень беспокоился не только потому, что имевшийся при мне список вопросов мог завершить исследование там и тогда, но также потому, что профессор Джинджерич был чрезвычайно занятым человеком, и я хотел, чтобы эксперимент проводился не в ущерб его времени. Он прибыл поздно, приведя с собой двух своих коллег, которых только что встретил в Логанском аэропорту. Эти два — 33 —
|