И именно об этом повествует рассказ Муруа. Одетый в такую же красную одежду, в которую Инка Виракоча облек жречество, призрак витал над городом. И он нес посох. Инка Пачакути вышел, чтобы встретиться с ним у места под названием Сапи. Сапи называлось городище выше Куско, откуда каждый январь инки выпускали водяной поток, который-нес пепел ежегодных жертвоприношений Виракоче (Приложение 1). А теперь им грозил потоп иного рода, потоп со всею ужасающей силой неизбежности. Инка Пачакути был поставлен на колени. Он пошел просить Виракочу остановить воды погибели. Миф недвусмысленно проясняет природу этого потопа. Виракоча в другой руке нес трубу из раковины. Здесь, как я понимал, подтверждались мои догадки. Угрожавший потоп произойдет в декабрьское, солнцестояние. Вход на землю усопших вот-вот будет смыт. Казалось, что момент свершения ужасного пророчества Инки Виракочи о полном разрушении андской религии был уже не за горами. Раковина была символом входа на землю усопших. Виракоча возвратился в своей ипостаси Властителя Преисподней. Эта же символика фигурировала и в ацтекском мифе о Кецалькоатле. Властитель и Властительница Миктлана дали раковину Кецалькоатлю как испытание, чтобы войти, и эта пара была «маской Ометеотля», гермафродитного ацтекского Сатурна, «матери богов, отца богов, старого бога / распростертого в пупе земли / ...Властителя огня и времени». Аналогичным образом мы встречаем такой же образ бога у майя. В Паленке, когда усопший царь погружался в ворота преисподней между панцирями раковины, заходящее солнце декабрьского солнцестояния бросает свои лучи на Бога L, которого Келли отождествлял с планетой Сатурн в ее проявлении как Властителя Преисподней. Наконец, такое толкование значения раковины Виракочи полностью подтверждается тем фактом, что в конце повести Инка Пачакути решает реорганизовать календарь так, чтобы год начинался точно в декабрьское солнцестояние. Эта история не оставляет относительно этого никаких сомнений; центром каждого зловещего предзнаменования является декабрьское солнцестояние. Хотя повествование Муруа и подтверждает обоснованность моих подозрений относительно астрономической основы инкского пророчества, оно не смогло решить — и даже, похоже, усугубило — уже встречавшийся главный парадокс. Статус пророчества снова оказывается совершенно неясным. Пачакути молит Виракочу не дуть в трубу, потому что, как он говорит, хочет предотвратить пачакути. В следующий раз он объявляет пачакути, даже берет его себе в качестве собственного имени. Обращение к данному моменту на рисунках 9.3а и 9.3Ь проясняет безнадежность этого маневра. Однако, по всем оценкам, Инка Пачакути объявил о начале Пятого Солнца как раз тогда, когда он принял свое новое имя. Верил ли он в Пророчество или же отвергал его? Это было возвращение к квадратуре круга. — 269 —
|