Кортес

Что до второй части герба, то она содержит два символа другой не менее распространенной диады науанской традиции – воду и огонь, метафоричное изображение завоевания и войны. Если вода (атль) ясно выражена в виде озера Мехико, то огонь (тлачинолли) скрывается за короной, соответствующей трезубому идеографическому знаку огня у ацтеков; и во избежание двусмысленности Кортес поместил целых три короны, образующих треугольник, поскольку цифра «три» также связана с концепцией огня. Наконец, семь человеческих голов, связанных цепью вдоль всего щита, отсылают к доиспанскому символу пещеры Чикомостока – мифическому месту происхождения семи племен науа; испанская цепь соответствует индейской веревке (мекатль), которая всегда в науанской иконографии обозначала захват пленника, предназначенного в жертву.[150]

Итак, герб Кортеса допускает двойное прочтение: испанцы увидели бы в нем классическое повествование о воинских подвигах, тогда как мексиканцы поняли бы, что Кортес показывает себя покорителем народов науа и выступает под знаком священной войны, который уже три тысячи лет наносился на индейские стелы и памятники. Взаимное наложение двух семантических регистров позволило Кортесу вписаться в обе традиции, которые, казалось бы, должны были друг друга исключать. Несомненно, он задумал свой герб в индейском видении, но, чтобы соблюсти политкорректность, сумел сохранить его в рамках испанского понимания, приведя пусть наивные, но приемлемые объяснения. Здесь мы особенно хорошо видим, что конкистадор перешел в лагерь индейцев, не порывая со своим прошлым, с тайной мечтой о создании смешанного общества.

Есть и еще один пример хитроумного использования идеографического языка ацтеков в испанском контексте. Помимо герба губернатору Новой Испании полагался и девиз, который Кортес сопроводил графическим символом, обычно описываемым как рука, раздвигающая облака, чтобы дать дорогу лучам света. Этот знак известен нам по гравировке на медали 1529 года, выполненной придворным художником Карла V немцем Христофером Вейдицем. На одной стороне медали изображен бюст Кортеса, а на другой – упомянутая рука, раздвигающая тучи, и девиз конкистадора на латыни: «Judicium Domini aprehendit eos et fortitude ejus corroboravit brachium meum » («Правосудие Господне наступило их, и сила Его укрепила руку мою»).

Смысл рисунка трудно понять по самой простой причине: гравер попытался воспроизвести науанский символ, не понимая его значения. Он интерпретировал его исходя из западных критериев, что сделало сюжет практически нечитаемым. И тем не менее, зная индейский оригинал, восстановить смысл не составляет труда: этот знак еще с эпохи ольмеков (1200–500 до н. э.) символизировал падение города. Его образуют четыре элемента: рука, обозначающая захват, внутри колоколоподобного знака, представляющего сам город; эти два элемента связаны с символом победы (атль тлачинолли), который, в свою очередь, состоит из воды и огня. Вейдиц не сумел расшифровать эти четыре графические составляющие оригинала, предоставленного Кортесом, но нет и малейших сомнений относительно выбора Эрнана: что может быть естественнее для завоевателя, чем представиться таковым? Только вот Кортес предпочел заявить об этом на языке мексиканцев – знаком с многотысячелетней историей в Месоамерике. А в качестве девиза к ацтекскому символу он выбрал весьма двусмысленную фразу на латыни, играя на разных смыслах слова «господин» и оставаясь при этом верным духу древнего знака, смысл которого заключался в том, что господство достигается огнем и кровью.