Всем дорогого певца привел в это время глашатай. Муза его возлюбила, но злом и добром одарила: Зренья лишила его, но дала ему сладкие песни. Кресло ему Понтоной среброгвоздное в зале поставил Посереди пировавших, придвинув к высокой колонне, Над головою его на гвозде он повесил формингу Звонкую, давши слепцу до нее прикоснуться руками. Возле поставил корзину прекрасную, стол пододвинув, Рядом же - кубок, чтоб пил, как только он духом захочет. Пение могло сопровождаться выступлением скоморохов. Так было, когда Телемах, в поисках отца, прибыл во дворец Менелая и неожиданно попал на свадьбу: царь привез невесту своему внебрачному сыну и одновременно отмечал отъезд дочери к ее жениху. Так пировали они под высокою кровлею дома, Сродники все и соседи покрытого славой Атрида, И наслаждались. Певец же божественный пел под формингу, Сидя меж ними. И только лишь песню он петь принимался, Два скомороха тотчас начинали вертеться по кругу. Интересно, что женщины, даже обе невесты, в пире, судя по всему, не участвуют, по крайней мере, ни одна из них не упоминается и голоса за столом не подает. Жена Менелая, Елена, под конец выходит к гостям и участвует в беседе, но не в застолье - она сидит за рукоделием. Не пирует со своими женихами и Пенелопа. Вообще женщины на пирах если и случаются, то Гомер о них умалчивает. И только Арета, жена царя Алкиноя, сидит за столом вместе с мужчинами. Но это можно отнести к разряду уходящих вольностей бронзового века. Пройдет еще несколько веков, и добродетельные гречанки будут вскакивать из-за обеденного стола и убегать в гинекей, если в дом зашел приятель мужа. Но о пиршественных и кулинарных традициях эллинов - наша следующая глава. «Пусть храбро челюсти жуют!»Дорийское завоевание в двенадцатом веке до н.э. изрядно испортило жизнь и аппетит жителям Греции и близлежащих островов, и на всей этой территории наступили так называемые «темные века». Но дорийцы смешались с местным населением, мбразовав народ, который мы сегодня называем «древними греками», и в конце концов жизнь вошла в свою колею. Греки (за исключением спартанцев, о которых отдельный разговор), блюдя традиции своих предков, стали жить сытно, хотя и без особых излишеств. Гесиод на рубеже восьмого и седьмого веков до н.э. так описывает идеальный с его точки зрения обед зажиточного эллина летней порой: Теперь для себя отыщи ты Место в тени под скалой и вином запасися библинским. Сдобного хлеба к нему, молока от козы некормящей, Мяса кусок от телушки, вскормленной лесною травою, — 72 —
|