|
«Кто он, это человек? — спрашивал я себя. — Откуда пришло его войско? И какого врага оно сегодня одолело?» Я внимательно всмотрелся в лицо полководца. По виду он был чистокровным европеоидом. Тонкие черты лица, большие глаза, русая, коротко стриженая борода и выцветшие на солнце и ветре длинные, заплетённые в две косы волосы. Такие типажи часто встречаются на хуторах и столицах среди донских казаков. «Может, это и есть средневековое казачье войско? Интересно, какой это век? Как узнать?» — думал я, разглядывая полководца и двух его телохранителей. А между тем пришедшие к костру юноши сняли доспехи со всех троих воинов и занесли их в шатёр. Полководец и двое его соратников остались в расшитых богатой вышивкой косоворотках, шароварах и лёгких, перехваченных у щиколоток кожаных чулках. Юноши откуда-то принесли к шатру скамейки, какие-то, очевидно, трофейные стулья, и вскоре вокруг костра военачальника собралась довольно большая компания. Некоторые из пришедших были перебинтованы. Их раны всё ещё кровоточили, но люди, похоже, своих ран не замечали. Все о чём-то между собой переговаривались. Некоторые, что- то вспоминая, смеялись. Но наблюдая их с расстояния, я, как ни старался, не мог расслышать речь воинов. «Интересно, на каком языке говорит этот народ? — задавал я себе мучивший меня вопрос. — Вот бы узнать!» А между тем площадь перед шатром полководца всё больше наполнялась людьми, воины шли отовсюду на огонёк того, кому они всецело доверяли. Наконец, площадь у шатра военачальника полностью заполнилась. Но люди продолжали всё подходить и подходить. Они рядами садились на землю и смотрели в ту сторону, где догорал костёр с вражескими знамёнами. Вдруг в рядах собравшихся началось какое-то движение. И я увидел, как к сидящему на красивом высоком готическом стуле полководцу подошёл совершенно седой старик в длинной белой одежде. В руках этого человека виднелось что-то вроде музыкального инструмента. Инструмент этот напоминал одновременно и арфу, и бандуру, только был меньше их обеих. Через несколько секунд старик оказался в центре площади. Потом он жестом попросил, чтобы ему пододвинули две скамейки и поставили на них ещё и кресло. Когда всё было готово, седобородый уселся на спинку стула так, чтобы его все видели и упёр в колено свой странный музыкальный инструмент. Несколько секунд маэстро настраивал его струны, а потом заиграл. Подобной музыки я никогда не слышал. Меня поразил перебор струн. Он был мягким, певучим и своими необыкновенными переливами казался мне удивительно знакомым. И тут я понял, о чём играет этот старый музыкант своим слушателям. Его музыка описывала картины той самой природы, которые я только что видел. Музыка передавала звуки текущей воды, шелест листьев и трав, голоса птиц, но самое интересное то, что она наполняла сознание ощущением гигантского простора. Не то степи, не то лесов. А может, и того, и другого. Я, как и окружившие старика воины, зачарованно слушал потрясающую музыку бесконечного простора, звуковой рассказ о той великой дали, откуда сюда, к этим горам и теснинам, пришло это войско. И благодаря музыке, благодаря её волшебным звукам я понял картину происходящего. Передо мной был лагерь русского войска. Но не днепровской Руси или северной Новгородской, а очень далёкой. Той, неизвестной ныне Руси, земли которой лежали за Волгой и даже за Уралом. Потому у воинов и одежда совсем иная: длинные халаты, мягкие, без твердой подошвы кожаные ичиги и остроконечные шлемы, украшенные крыльями и перьями птиц. — 152 —
|