|
В декабре 1564 года начался опричный террор. Царь-батюшка зело прогневался на бояр, детей боярских, дворян, приказных людей, духовенство — на всех, одним словом, и уехал в Александровскую слободу. Идея опричнины незамысловата: вся территория Московского царства отныне разделялась на земщину, где продолжали действовать прежние органы власти, и на опричнину (все, что опричь земщины, то есть кроме нее), где правит царь собственной персоной. В опричнину в основном отошли земли, где располагались вотчины бояр и князей. Таким образом, был окончательно поставлен крест на остатках самоуправления, и вся жизнь Московского царства попадала под тотальный государственный контроль. Проводником этого контроля стало опричное войско «кромешников», набранное из верных царю людей, среди которых были и родовитые бояре-карьеристы, и всякий полууголовный сброд. Советские историки предпочитали не упоминать обо всех этих неаппетитных деталях, толкуя о процессах централизации и борьбе царя с боярской оппозицией. Товарищ Сталин, например, с полным одобрением относился к деятельности Ивана и любил посокрушаться: «Недорубил Ивашка, недорубил…» Да и сегодня нередко можно прочитать, что число погибших в годы опричного террора не превышает трех-четырех тысяч человек, в то время как в просвещенной Европе истребили около 100 тысяч гугенотов. Спору нет, в тот жестокий век всюду было несладко, но только в России могли в два счета извести абсолютно любого, ничуть не озаботившись его социальным статусом. И потом, откуда вообще взялась эта странная цифра — 3–4 тысячи человек? Достоверно известно, что Иван Грозный уничтожил 3 тысячи одних только бояр и князей, а общее число жертв колеблется, по разным оценкам, от 70 до 200 тысяч. Причем следует иметь в виду, что это прямые жертвы опричного террора, то есть те, кого непосредственно пытали и убивали. Между тем непосильные налоги в годы Ливонской войны (1558–1583) и насильственный вывоз крестьян опричниками из земель опальных бояр привели к массовым побегам, чудовищному разорению, голоду и мору. Имеются основания полагать, что от голода и болезней умерло никак не меньше миллиона человек. Если же принять во внимание, что население Московского царства в ту пору не превышало 4–5 миллионов, эти цифры говорят сами за себя. О каких 3 тысячах может вообще идти речь, если в одном только Новгороде истребили людей без счета? Как известно, богатый и самостоятельный торговый Новгород был у Ивана костью в горле, и православный царь-батюшка расправился с горожанами с исключительной жестокостью. Послушаем Н. И. Костомарова: «Вслед за тем Иван приказал привести к себе в Городище тех новгородцев, которые до его прибытия были взяты под стражу. Это были владычные бояре, новгородские дети боярские, выборные городские и приказные люди и знатнейшие торговцы. С ними вместе привезли их жен и детей. Собравши всю эту толпу перед собой, Иван приказал… раздевать их и терзать „неисповедимыми“, как говорит современник, муками, между прочим, поджигать их каким-то изобретенным им составом, который у него назывался „поджар“; потом он велел измученных, опаленных привязывать сзади к саням, шибко везти вслед за собой в Новгород, волоча по замерзшей земле, и метать в Волхов с моста. За ними везли их жен и детей; женщинам связывали назад руки с ногами, привязывали к ним младенцев и в таком виде бросали в Волхов; по реке ездили царские слуги с баграми и топорами и добивали тех, которые всплывали. „Пять недель продолжалась неукротимая ярость царева“, — говорит современник». По некоторым данным, за пять недель кровавых Ивановых забав было уничтожено не менее 40 тысяч новгородцев. И нелепо сравнивать этот кошмар с Варфоломеевской резней или ужасами Тридцатилетней войны: на войне случается всякое, а тут монарх безжалостно истребляет десятками тысяч своих собственных, абсолютно лояльных подданных. — 62 —
|