|
Очень точно соответствуют координатам времени другие представители перечисленных знаков: Николай Некрасов (Змея), умер в 1878 году; Алексей Константинович Толстой (Бык), умер в 1875‑м; Владимир Даль (Петух), умер в 1872‑м. Ну а вторая фаза кончилась в 1873 году Ивану Тургеневу (Тигр) досталась роль отдыхающего литератора, что, в общем‑то, подтверждается его биографией певца «дворянских гнезд». На активную борьбу центральных знаков он посматривал снисходительно, с высоты своего положения. Совсем другим было положение мистических знаков. Они должны были активно работать, суетиться, мельтешить, дабы приблизить мистическую (в идеологии) третью фазу. Здесь и Добролюбов (Обезьяна), и Чернышевский (Крыса), и Герцен (Обезьяна), и Лев Толстой (Крыса) (включая «Войну и мир», но без «Анны Карениной»), и Иван Гончаров (Обе‑' зьяна), и Дмитрий Писарев (Крыса). Как видим, количественно работающая стихия представлена наиболее мощно. Невооруженным глазом видна повышенная агрессивность и даже горение, точнее, сгорание. Вне идеологических борений во второй фазе были центральные (в политике и экономике) реалистические знаки (Кот, Коза, Кабан). В первую очередь это относится к драматургу Александру Островскому (Коза), писавшему на вневременные, вечные темы. Следом за 1873 годом шло странное восьмилетие, в его идеологии главенствовали мистические знаки, а в экономике и политике – волевые. Однако в 1881 году начался четвертый волевой цикл, и главенство мистических знаков утвердилось еще на 36 лет… («Зазеркалье», 1994, № 18) На этом стоит оборвать статью, ибо дальше рассказывается литературная история Империи, чему структурный гороскоп уделил достаточно много внимания. Метод, опробованный в описании литературных раскладов России XIX века, кажется очень перспективным. Однако следует предостеречь от переоценки этого метода, ибо очень трудно англичанину или французу распознать в ситуации середины XIX века центральное положение именно Достоевского, увидеть в работе Льва Толстого некоторое опережение времени, а в произведениях Ивана Тургенева, напротив, ощутимую грусть по прошлому. Точно так же и нам из России нелегко будет оценить центральное положение Даниэля Дефо (Крыса) в третьей фазе Запада (1693–1729) и в той же третьей фазе агрессивное забегание вперед Джонатана Свифта (Коза), хотя так оно и было. Одним словом, эта тема, это направление остается перспективным на будущее, пока же (как и большинство других методов) хорошо лишь для домашнего (российского) пользования. Так и хочется перефразировать поэта: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить, у ней одной такая стать, что даст нам в гороскоп поверить». — 144 —
|