|
Великий пост. 2008 г. С игуменией Архелаей (Бияновой) Беседа с И. Дмитриевой Что мне в нем особенно нравилось – так это удивительное чувство юмора. Там же, на даче, летом 2009 года мама наливала владыке домашний квас и нечаянно уронила в стакан изюминку. «Изюмительный квас!» – тут же нашелся он. Шутить наш епископ умел и любил, мог рассказать анекдот и над собой посмеяться. Мы даже договорились, что один из номеров «Логоса» посвятим теме юмора, смеха. Владыка тут же мне что‑то наговорил, но подвел диктофон. Запись эта не получилась. Однако не все так безоблачно было в моих отношениях с архиереем. И я всегда поражалась тому, что он неизменно меня прощал. Однажды мы вместе работали над очень трудной статьей. Первоначальную версию епископ забраковал, я подготовила другой вариант, с учетом его замечаний, и надо было вместе «пройтись» по тексту, чтобы окончательно все исправить. Но встреча наша откладывалась, потомучто в приемной Преосвященного не иссякал поток людей. Наконец, поздно вечером владыка позвонил и сказал, что завтра он уезжает, и для работы остается только ночь, если я согласна править по телефону После полуночи мы приступили к делу, архиерей был очень уставшим, пытался мне что‑то объяснить, втолковать, я ничего не соображала: хотелось спать и хотелось готовых формулировок. Помышляя о собственном ангельском терпении, я настойчиво старалась направить мысль владыки в нужное мне русло. А когда мы закончили, включила диктофон, чтобы успеть расшифровать и обработать запись до утра, и... пришла в ужас: «Да как же он меня столько терпел?!» Это было несносно: «Не то, владыко! Владыко, нет!» Хотелось взять архиерейский посох и дать себе по башке или высечь себя, как унтер‑офицерская вдова. Казалось, что после этого епископ даже не захочет со мной общаться. Но он, прочитав текст в самолете, уже из Москвы позвонил и извиняющимся тоном попросил: «Ирина, это все же не совсем то, что мне бы хотелось, давайте не будем ставить материал совсем?» Представляете, он у меня – виноватой – прощения просил! Еще один урок терпения и кротости владыка дал мне во время работы над последним дайджестом. Он приехал и стал уговаривать заменить один материал на другой в практически сверстанном журнале. Это казалось немыслимым – не осталось уже ни времени, ни сил, и, видимо, я так жалобно на него смотрела, что владыка, в конце концов, согласился оставить все как есть. Он – не упреком, не назиданием – преподал очередной урок смирения: смирился передо мной сам. — 133 —
|