Вселенские соборы

«А говорящих, что было время, когда не было Сына, или что Он не был прежде рождения и произошел из несущего, или утверждающих, что Сын Божий из иной ипостаси или сущности, или создан, или изменяем — таковых анафематствует кафолическая церковь».

Это — не «символ» (часто смешивают его с символом Никео‑Цареградским II Вселенского собора), a именно орос, ибо в символе не место анафематизму.

Василий Великий в своем 81‑м письме сообщает, что редактировал это знаменитое постановление один из секретарей собора, Гермоген, впоследствии епископ Кесарии Каппадокийской. He без молчаливой гордости сообщает нам об этом св. Василий Великий, ибо Каппадокия была центром интеллигентной аристократии.

20 постановлений канонического характера, приписанных к этому собору, уже не стоят на той исключительной мистической высоте, как вышеприведенное догматическое достижение. Это ряд бесспорных общепринятых указаний по вопросам канонико‑практическим. Указания ? приеме в церковь многих кающихся «падших» во время гонения Ликиния, об отношении к поватианам, к павлинианам, т.е. соблазненным учением Павла Самосатского, и др. Эти канонические постановления затем бесспорно приняты повсюду и на Западе. Догматическое постановление объявлено церквам в двух указах: и от лица собора, и от лица императора. Так положено начало формальному закреплению роли императора‑христианина в христианской империи. Это стало прецедентом и для всех последующих вселенских соборов.

Оформилось всеимперское, вселенское, для всех обязательное решение церкви, и еще сверх того государственно‑общеобязательное повеление верховной императорской власти. Такой формальной полновесности решения богословского вопроса и вероопределения до сих пор еще не было в практике и действительности жизни церковной. Омоусиос стало конкретным законом, для массы далеко еще не внятным, не ясным и не понятым. Пожар был залит водой власти. Но усвоение этого имперского вселенского догматического предписания, «приказа» не могло не потребовать процесса времени и усилий его постижения, не формального только, a психологически реального усвоения. Суть и характер восточной соборности психологически и духовно были иными, чем на римском Западе. Так тогда ярко вскрылась разница души Востока и Запада, и до сих пор ничуть не ослабевшая. Константин своей властью невзначай эту церковную психологию поставил как бы вверх ногами: сначала богословский приказ, a потом его усвоение. ? истории последующих вселенских соборов этот как бы противоестественный порядок для веросознания Востока был стихийно видоизменен. Сначала длительно разгорались богословские столкновения, и в конце концов их с великими усилиями едва усмиряло окончательное вселенское постановление. Вот почему после описанной и, казалось бы, безусловно эффектной роли и победы Константина на Никейском соборе пришлось не только восточной, a поневоле и западной половине церкви расплатиться 70‑летним процессом его усвоения.