|
Из этого Блаватская делает вывод, что христиане злостно перекроили реальность и первоначальный текст Евангелия, создав “умышленную фальсификацию”. В качестве убедительнейшего довода она приводит параллельное место из 22-го Псалма (а строчку именно оттуда произнес Господь на Кресте), где, по ее уверению, стоит именно “асабксфани”[1250]. С точки зрения фактической — это просто выдумка теософов. Иудейские переводы этого псалма (сделанные с тех рукописей, над которыми никак не могла быть властна христианская цензура), не разногласят с христианскими версиями: «Всесильный мой, Всесильный! Зачем Ты меня оставил? Далеко спасение мое – слова вопля моего»[1251]. «Бог мой! Бог мой! Зачем Ты оставил меня, далек Ты от спасения моего, от вопля моего»[1252]. Именно контекст 22 (в синодальном издании — 21-го) псалма не позволяет увидеть в цитованном Евангелием стихе возглас просветления и радост. Это псалом скорби, стоящей на грани отчаяния. Вот этот псалом, и попробуйте в него подставить вместо “почему оставил” — “как просветил”: “Боже мой! Боже мой! для чего Ты оставил меня? Далеки от спасения моего слова вопля моего. Боже мой! я вопию днем, — и Ты не внемлешь мне, ночью — и нет мне успокоения. На Тебя уповали отцы наши; уповали, и Ты избавлял их. Я же червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе. Все, видящие меня, ругаются надо мною; говорят устами, кивая головою: “он уповал на Господа, пусть избавит его, пусть спасет, если он угоден Ему”. Но Ты извел меня из чрева, вложил в меня упование у грудей матери моей. Не удаляйся от меня, ибо скорбь близка, а помощника нет. Я пролился как вода; все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось, как воск. Сила моя иссохла, как черепок; язык мой прильпнул к гортани моей, и Ты свел меня к персти смертной. Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои. Можно было бы перечесть все кости мои; а они смотрят и делают из меня зрелище; делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жребий” (Пс. 21.2-19). Это действительно протоевангельская сцена. Можно не верить в то, что Псалмопевец предчувствовал Голгофу и пророчествовал о ней. Но нельзя отрицать, что этот текст звучал в сердцах евангелистов, когда они описывали Распятие, и что совершенно естественно они увидели в Распятии исполнение образов древнего Псалма[nnnnnnnnnnnnn]. У Блаватской особо устроенные глаза. Она настаивает, что “Слова “Мой Бог, мое Солнце, ты излил свой Свет на меня!” — являлись заключительными словами, которыми заканчивалась благодарственная молитва Посвященного, сына и Избранника Солнца”[1253]. — 262 —
|