Оно может быть грозным (когда речь идет о том, о чем "стыдно и говорить" - Еф. 5,12)[oo]. Оно может быть равнодушным (Библия ничего не сообщает о результатах Олимпийских игр). Оно может быть исполненным значения и тайны: молчат о том, чего не доверяют бумаге ("Многое имел я писать; но не хочу писать к тебе чернилами и тростью" (3 Ин. 1,13); "Многое имею писать вам, но не хочу на бумаге чернилами, а надеюсь придти к вам и говорить устами к устам, чтобы радость ваша была полна" (2 Ин. 1,12)). Библия может молчать о том, что очевидно несовместимо с ней (например, она не спорит с идеей переселения душ). Библия молчит и о том, что выше человеческого разумения, о том, что не может вместить себя в наши слова ("Много и другое сотворил Иисус; но, если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг" - Ин. 21,25). Библия молчит (почти молчит, ибо лишь глухо упоминает) и о том, что является не теоретической, словесной, а практической стороной жизни христианина. То, что "сотворил Иисус" - изложить в словах невозможно. Но можно стать соучастником Его дел (дел, а не слов!): "верующий в Меня дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит" (Ин. 14.12). Библия молчит о таинстве - о неизреченном и радостном пребражающем действии Христа в христианине, ибо то, с чем приходит Спаситель в душу - неожиданно и несказанно ("не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его" - 1 Кор. 2,9). Библия молчит и о том, что стало более отдаленным плодом подвига Христа - уже за рамками апостольского поколения. Ведь "Церковь свидетельствует об истине не посредством воспоминания или чужих слов, но своим собственным живым и непрерывным опытом... Истина открывается нам не только исторически. Христос явился и является нам не только в Писаниях"[13]. Наконец, Библия может молчать о том, что знакомо каждому члену народа Божия и потому не нуждается в специальных предписаниях и объяснениях. Так, например, не приводятся слова благодарственных молитв Христа на Тайной Вечере - "Иисус взял хлеб и, благословив, преломил" (Мф. 26,26). Слова благословения, произносимые на пасхальных трапезах, были знакомы каждому иудею. 10 заповедей говорят о необходимости почитания родителей, но не включают в себя заповедь о любви к детям. Значит ли это, что детей любить не надо? То, что очевидно, то не предписывается особыми повелениями. Именно так надо понимать отсутствие в Новом Завете предписания о крещении детей. В Писании нет запрета на крещение младенцев. Но нет и специального повеления. Если ни в одном из посланий апостолов (а все они довольно полемичны) нет размышлений на эту тему - значит, она была недискуссионна для апостольской церкви. Значит, вопрос о крещении детей казался самоочевидным, не вызывающим вопросов и не требующим объяснений. Что было очевидным для раннехристианской Церкви - невозможность включать детей в свой состав, или же, напротив, естественность этой практики? Если мы вспомним, что апостолы были евреями, а апостольские общины были прежде всего иудео-христианскими, то ответ на этот вопрос станет ясен. Иудейская ритуальная практика предполагала, что ребенок может быть членом народа Божий, членом "народа священников", членом Церкви. Вступление в Церковь в ветхозаветной практике совершалось через обрезание восьмидневного младенца. Поскольку же Христос пришел не для того, чтобы затруднить путь детей к Богу, но для того, чтобы облегчить этот путь и для детей, и для всех людей - считалось просто очевидным, что можно крестить семьями ("домами"). — 36 —
|