Подвиг богопознания

Как в «дому Отца есть много обителей»[342], то есть различных степеней блаженства, так и во аде различны муки. Посмертный путь души — мытарства — различным образом описываются. Не знаю, в какой мере описание преподобной Феодоры может быть принято, то есть как неизбежный путь во всех его «инстанциях», или возможны и иные пути, с меньшим, положим, количеством остановок, а то и совсем без испытаний на воздушных «мытницах». Мне не ясно еще и то, как понимать это все: буквально или иносказательно?

Подобные вопросы как-то не привлекают моего внимания; читая Ваше письмо, я увидел, что Вы обстоятельно продумали все и Ваши мысли подобны моим. Как Вы, и я думаю, что спасение достигается при непременном условии приобщения страданиям Христа.

Молитесь за меня.

Душа моя полна надежды, что любовь наша во Христе пребудет вечною.

Ваш недостойный брат о Христе

грешный иеродиакон Софроний

Часть пятая. Вне Церкви

Иное (семя) упало на каменистое место… и скоро взошло, потому что земля была неглубока; когда же взошло солнце, увяло и, как не имело корня, засохло. (Мк.4:5–6)

Письмо 26. О мире всего мира

Душа христианина в этом мире не может не страдать. О молитве за мир в мире. Лишения как путь познания человеческой души. Чередование волн мрака и света — удел монаха. Об ignorance invincible

Афон, 23 апреля (6 мая) 1945 г.[343]

Христос воскресе!

Возлюбленный о Господе отец Димитрий!

Христос посреде нас!

Истекшие годы войны были переполнены самыми разнообразными переживаниями чрезвычайного напряжения, потрясавшими душу до последней глубины. Образ Христа всегда является как великий контраст образу нашего эмпирического бытия (или скотского, или звериного); во время же войны, и притом столь великой и жестокой, этот контраст становится еще большим. И поэтому душа христианина в этом мире не может не страдать. И то, что и ты страдаешь, — так понятно, и даже неизбежно. К этим страданиям прилагаются личные: разбитая жизнь, потеря родных и близких. Так ты потерял своего брата.

Несмотря на все это, я был чрезвычайно обрадован (твоим письмом), что наконец, после четырех лет разлуки, снова обрел тебя. Я всегда был уверен, что ты жив, и со времени бегства немцев из Греции ждал известий от тебя и до некоторой степени недоумевал, не имея их от тебя…

Миллионы душ молятся Богу о мире; присоединился к ним и я. В своем отчаянии, за эти годы, как безумный, бесстыдно и дерзко, иногда с болезнию, доводящей меня почти до смерти, и я умоляю Бога дать миру мир. И если молитва преодолеет темную силу преступного, братоубийственного эгоизма и желанный мир будет дан, тогда, быть может, и нам будет дана возможность хотя бы на время пожить вместе. Я всегда этого хотел, теперь еще более. Говорю об этом, чтобы ты имел это в виду, если когда — нибудь почувствуешь к тому позыв.