|
Кроме всего прочего, что перечислено выше, Овладеть этим престолом нельзя было без кровопролития: О нем спорили два противоборствующих епископа, Между которыми началась страшная война; Причиной же было разделение отечества На два города, которые стали главенствовать над меньшими городами. Души верующих были лишь предлогом, истинной же причиной было властолюбие; Не осмелюсь сказать — сборы и поборы, От которых весь мир жалким образом колеблется. Итак, как правильно было поступить перед Богом? Терпеть? Принять все удары бедствий? Идти, не взирая ни на что? Увязнуть в болоте? Идти туда, где не мог бы я упокоить и этой старости, Всегда насильственно выгоняемый из?под крова, Где не было бы у меня хлеба, чтобы преломить его с пришельцем, Где я, нищий, принял бы в управление нищий народ..? В чем?нибудь другом, если хочешь, требуй от меня великодушия, А это предложи тем, кто поумнее меня! Вот что принесли мне Афины, совместные занятия словесностью, Жизнь под одной крышей, хлеб с одного стола, Один ум в обоих, а не два, удивление Эллады И взаимные обещания как можно дальше отринуть от себя мир, А самим жить общей жизнью для Бога, Словесность же принести в дар единому мудрому Слову! Все рассыпалось! Все брошено на землю! Ветры уносят старые надежды! Куда бежать? Хищные звери, не примете ли вы меня? У них больше верности, как мне кажется.[134] Итак, горечь обиды не позволяет Григорию видеть в действиях Василия что?либо большее, чем борьбу за власть. Мы не будем вдаваться в подробный анализ мотивов, побудивших Василия развязать войну против Анфима: скажем лишь, что в ту эпоху всякая попытка отстоять православие была в какой?то степени борьбой за власть и влияние."Рядовые" "архиереи, вроде Анфима Тианского, как правило, занимали сторону сильнейшего, когда дело касалось догматических вопросов. Поэтому для Василия представлялось жизненно важным поставить на епископские кафедры твердых сторонников никейского исповедания, способных отстаивать православие. Григорий, очевидно, не видел этой" "высокой политики" "за житейской реальностью того, что он воспринял как борьбу" "за брошенный кусок" ". Не пожелав вступать в войну с Анфимом, он вообще не прикоснулся к своей епархии, не совершил там ни одной службы, не рукоположил ни одного клирика. [135] Нетрудно догадаться, что он сделал немедленно после своей хиротонии: ушел в пустыню и предался безмолвию, на этот раз без Василия. Из уединения Григорий посылает Василию письма, исполненные горечи и желчи: Упрекаешь нас в праздности и нерадении, потому что не взяли мы твоих Сасим, не увлеклись епископством, не вооружаемся друг против друга, словно собаки, дерущиеся за брошенный им кусок. А для меня самое великое дело — бездействие… И думаю, что если бы все подражали мне, то не было бы проблем в церквах, не поносилась бы вера, которую всякий обращает в оружие своей любви к битвам.[136] — 27 —
|