Тогда… пришел к нам возлюбленнейший из друзей, Василий — со скорбью говорю, однако же скажу - Мой второй отец, еще более тягостный. Одного надо было переносить, хотя он и поступал со мной тиранически,[132] Но не было нужды терпеть от другого ради дружбы, Приносившей мне вред, а не освобождение от зол. Не знаю, самого ли себя, исполненного грехов.., Обвинять за случившееся — оно все еще, как недавнее, Приводит меня в волнение, — или обвинить твою гордыню, До которой довел тебя престол, о благороднейший из людей..? Что же случилось с тобой? За что вдруг так далеко Отбросил ты нас? Да погибнет в этой жизни Закон дружбы, которая так уважает друзей! Вчера были мы львами, а теперь Я стал обезьяной, а ты почти что лев. Если бы даже и на всех своих друзей — скажу высокомерное слово! — Так смотрел ты, то и тогда не следовало бы так смотреть на меня, Которого когда?то ставил ты выше прочих друзей, Пока не вознесся за облака и не стало все ниже тебя. Почему волнуешься, душа моя? Удержи коня силою, И пусть речь опять идет своим ходом. Этот человек Стал лжецом — тот, кто во всем остальном был совершенно нелживым; Много раз слышал он, как я говорил, Что" "надо пока все претерпевать, даже если что?либо худшее случится, Но когда не станет на свете родителей, Тогда у меня будут все причины оставить дела И приобрести от бездомной жизни То преимущество, что я стану гражданином всякого места" ". Он слышал это и хвалил мое слово, Однако же насильно возводит меня на епископский престол, Вместе с отцом, который уже во второй раз запнул меня в этом.[133] Григорий не останавливается перед тем, чтобы обвинить своего друга во властолюбии и жадности. Главной причиной битвы за Сасимы, считает он, была не вера и не благочестие, а доходы, которых лишался Василий вместе с Второй Каппадокией, отходившей к Анфиму. Описывая Сасимы, Григорий не жалеет красок, чтобы показать, сколь ничтожным и провинциальным было это селенье. Ему?ли — аристократу, поэту и философу — прозябать в таком скучном месте? Есть какая?то станция на большой каппадокийской дороге: Там одна дорога делится на три; Это место безводное, лишенное зелени, лишенное всех удобств, Селение ужасно скучное и тесное. Там всегда пыль, грохот повозок, Слезы, рыдания, собиратели налогов, орудия пыток, цепи; А народ там — чужеземцы и бродяги. Такова церковь в моих Сасимах! Вот какому городу отдал меня тот, кому пятидесяти хорепископов Было мало — о, великодушие! — И для того, чтобы удержать это за собою, когда другой Отнимал насильно, он установил там новую кафедру… — 26 —
|