Кто послал Блаватскую?

И в самом деле, в пору появления гностицизма “Идея единого премирного Бога, высшего, чем боги всех исторических религий, была уже общим достоянием человечества; иудейство и христианство предлагали отождествить этого Бога с творцом видимого мира – и вот этого отождествления гностики и не могут принять. Не могут потому, что безнадежно отрицательно относятся к материи”[174].

Однако, в Евангелии Бог-Творец, Бог ветхозаветного Израиля остается и Богом Христа. Без всякого уничижения Христос упоминает Бога Ветхого Завета: “Разве не читали вы в книге Моисея, как Бог при купине сказал ему: Я Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова?” (Мк.12,26), “Если бы вы верили Моисею, то поверили бы и Мне, потому что он писал о Мне. Если же его писаниям не верите, как поверите Моим словам?” (Ин. 5, 46-47).

Но если правы Блаватская и Рёрихи, то из теософских антииудейских построений (в истории религии эта точка зрения называется “антиномической” – отвергающей положительную религиозную значимость ветхозаветного закона и “маркионитской ересью” - по имени своего теоретика) следует, что на рублевской “Троице”, изображающей встречу Авраама с его Богом, изображен сатана… Поскольку же Бог Авраама и Моисея носит имя Иеговы, а для Блаватской это имя сатаны («Ильда-Баофа»), то выходит, что именно сатанинское имя начертано на всех вообще иконах Христа (ибо в крестчатый нимб Спасителя вписаны три греческие буквы ????, что соответствует еврейскому Иегова-Сущий).

И уж не знаю – от Блаватской или еще откуда-то, но Мяло тоже проникнулась совершенно неправославной неприязнью к Священному Писанию Ветхого Завета. Ей кажется невозможным “утверждать статус древнееврейских книг как единственный и особый сегодня – зная и об Аменхотеппе IV, о законах Ману и Хамураппи” (с. 94).

Тут уж одно из двух. Или Мяло считает гимн Атону[175], законы Ману и Хамураппи[176] Боговдохновенными, или же она отказывает Ветхому Завету в Боговдохновенности и принижает Священное Писание до уровня языческих исканий. Первое противоречит словам Христа – “Все, сколько их ни приходило предо Мною, суть воры и разбойники” (Ин. 10,8). Второе же предположение противоречит Христовым же словам о том, что ветхозаветные Писания пророчествуют о Нем: “Исследуйте Писания, они свидетельствуют о Мне” (Ин. 5,39).

Для “церковно-православного человека” (с. 52), каким рекомендует себя Мяло, и то и другое отношение к Ветхому Завету недопустимо. Впрочем, Мяло явно ближе экуменически-теософский вариант дисперсного Откровения. Иначе она не писала бы, что “к незамутненной чистоте откровения отсылает нас посвящение, содержащееся в “Ригведе” (с. 106).