|
В этом свидетельстве стоит заметить, что не наличие в Киеве синагог и не тот факт, что часть киевлян не почитала Христа, послужили поводом к погрому. Поругание религиозных и национальных святынь, допускаемое сначала в прессе, а затем и в уличных выходках, привело к взрыву. Глава Высшего Монархического Совета Н. Е. Марков уже в эмиграции провел анализ национального состава предреволюционного руководства ведущих петербургских газет («Речь», «Биржевые новости», «День», «Копейка», «Сатирикон») и издательств и пришел к выводу, что абсолютное большинство из них находилось в собственности либо финансово контролировались иудеями. Именно эти издания «хлестко, бойко и забористо чехвостили министров, губернаторов, полицию, генералов, великих Князей» - не в пример «бедным, скучным и серым» правым изданиям[74]. Неслучайна и шутка, именовавшая «чертой оседлости» ложу, отведенную в Думе для журналистов. Ну, а по ходу революции «евреи были всецело на стороне большевиков, и большинство руководителей большевиков — евреи», — докладывал начальнику Операционного отделения германского Восточного фронта в марте 1918 года известный немецкий публицист Колин Росс[75]. Был ли протест еврейских революционеров только социальным, или же в нем были и национальные нотки и мотивы? Послушаем Эдуарда Багрицкого («Февраль»): Я появлялся, как ангел смерти, С фонарем и револьвером, окруженный Четырьмя матросами с броненосца... Моя иудейская гордость пела, Как струна, натянутая до отказа... «…Это — о палачах Революции. А что — жертвы? Во множестве расстреливаемые, и топимые целыми баржами, заложники и пленные: офицеры — были русские, дворяне — большей частью русские, священники — русские, земцы — русские, и пойманные в лесах крестьяне, не идущие в Красную армию, — русские. И та высоко духовная, анти-антисемитская русская интеллигенция — теперь и она нашла свои подвалы и смертную судьбу. И если бы можно было сейчас восставить, начиная с сентября 1918, именные списки расстрелянных и утопленных в первые годы советской власти и свести их в статистические таблицы — мы были бы поражены, насколько в этих таблицах Революция не проявила бы своего интернационального характера — но антиславянский. (Как, впрочем, и грезили Маркс с Энгельсом.) Вот это-то и вдавило жестокую печать в лик революции — в то, что больше всего и определяет революцию: кого она уничтожала»[76]. Вспомним также впечатление от «либерально-еврейской прессы» предреволюционных лет, сложившееся у яростного защитника евреев Василия Розанова: "Они будут нашептывать нашим детям, еще гимназистам и гимназисткам, что мать их - воровка и потаскушка, что теперь, когда они по малолетству не в силах ей всадить нож, то по крайней мере должны понатыкать булавок в ее постель, в ее стулья и диваны; набить гвоздиков везде на полу... и пусть мамаша ходит и кровянится, ляжет и кровянится, сядет и кровянится. Эти гвоздочки они будут рассыпать по газеткам. Евреи сейчас им дадут “литературный заработок”, будут платить полным рублем за всякую клевету на родину и за всякую злобу против родины... “Революция” есть “погром России”, а эмигранты - “погромщики” всего русского, русского воспитания, русской семьи, русских деревень, русских сел и городов...»[77]. «Как задавили эти негодяи Страхова, Данилевского, Рачинского... задавили все скромное и тихое на Руси, все вдумчивое на Руси. Было как в Египте - “пришествие гиксосов”. Черт их знает, откуда-то “гиксосы” взялись, “народ пастырей”, пастухи. Историки не знают, откуда и кто такие. Они пришли и разрушили вполне уже сложившуюся египетскую цивилизацию, существовавшую в дельте Нила две тысячи лет; разрушили дотла, с религией, сословиями, благоустройством, законами, фараонами. Потом, через полтора века их прогнали. И начала из разорения она восстановляться; с трудом, медленно, но восстановилась. “60-е годы у нас” - такое нашествие номадов. “Откуда-то взялись и все разрушили”. В сущности, разрушили веру, церковь, государство (в идеях), мораль, семью, сословия»[78]. «Было крепостное право. Вынесли его. Было татарское иго. И его вынесли. "Пришел еврей". И его будем выносить. Что делать? что делать? что делать?»[79]. «Так к полному удовольствию нашей современной печати совершится последний фазис христианства и заключатся судьбы всемирной истории. Настанет "хилиазм", "1000 лет" блаженства, когда будут писаться только либеральные статьи, произноситься только либеральные речи, и гидра "национализма" будет раздавлена... Скучновато. Ах, канальственно скучновато везде...»[80]. — 25 —
|