|
Кто копит приданное, свадьбы играют, А церкви свои совершенно не любят, Совсем не заботясь о них и не помня. На долгое время от них отлучаясь, Живем мы в других государствах и странах, А жен своих вдовами мы оставляем, Не помня о них и совсем не заботясь. Иные из нас остаются на месте, Но не из любви к прихожанам и храму, А только что б жить от богатых доходов, Их тратя на всякое злое распутство А кто же из нас, иереев, стремится Спасти свою душу, Христову невесту? Хотя бы одного среди нас покажи мне – Я буду и этим, поверь мне, доволен! Но горе всем нам – иереям, монахам, Епископам, клирикам века седьмого. И если бы где-то такой оказался, Кто мал пред людьми, но велик перед Богом, Кто, познанный Богом, к страстям не снисходит, Его, как злодея, всегда изгоняем Из нашей среды и из наших собраний, Подобно тому, как Христа отлучили От Храма начальники, архиереи»[806]. В том же столетии, столетии крещения Руси болгарский книжник поп Косьма (970 г.) объясняет, отчего так неостановима богомильская ересь: “Откуду бо исходят волци сии, злии пси, еретическая учения? Не от лености ли и грубости пастушьскы?”[807] О. Косьма признает правоту богомилов, обвиняющих православное духовенство в лености, пьянстве и казнокрадстве… «Послушайте, пастушеские старейшины, не почивайте, не крыйте бисера Господня в пьянстве». За пределами Византии не лучше. Например, в XIII веке парижский епископ Гийом д'Овернь говорит о том, что одичание Церкви стало таково, что всякий, узревший его, повергается в оцепенение и ужас: “То уже не невеста, то чудовище, ужасающе безобразное и свирепое”[808]. А митрополит Владимирский святитель Серапион своей православной пастве адресует отнюдь не ласкающие слова: “Даже язычники, закона Божия не ведая, не убивают единоверцев своих, не грабят, не обвиняют напрасно, не клевещут, не крадут, не зарятся на чужое; никакой язычник не продаст своего брата, а если кого постигает беда, то искупят его и в нужде его помогут ему, и найденное на торгу всем покажут. Мы же считаем себя православными, крещены во имя Божие и заповеди Его слышали, но всегда неправды исполнены, и зависти, и немилосердия. Братьев своих грабим, неверным их продаем; если б могли, доносами, завистью съели бы друг друга, но Бог нас охраняет. Вельможа или простой человек – каждый добычи желает, ищет, как бы обидеть кого. Окаянный, кого поедаешь?”[809] Поздневизантийские канонические памятники рисуют весьма безотрадную картину церковных беззаконий: В XIV веке Матфей Властарь сокрушается: «Здесь уместно было бы возопить: аще беззакония назриши, Господи, Господи, кто постоит, ибо кто принимает управление честным домом, или какое бы то ни было служение в Церкви, или делается клириком, или получает монастырь в управление без некоторого даяния? А если всех сих, – и дающих, и принимающих беззаконно, – священные правила подвергают крайним наказаниям, то какая надежда спасения нам, не отступающим от общения с ними»[810]. — 285 —
|