Моисей умер на горе Нево. Оттуда он видел расстилающиеся под его ногами просторы Обетованной Земли, а духовным взором созерцал Небесное отечество, в которое должен был ввести народы не меч Иисуса Навина, а Крест Иисуса Христа. До Голгофской жертвы душа Моисея, как и души всех людей, еще не искупленных Спасителем, находилась в аду. Но ад был для праведных не местом и состоянием мучения, а грустью о разлучении с Божеством, озаряемой надеждой на пришествие Мессии. Поэтому экзегеты считают, что Христос беседовал с пророками Илией и Моисеем о Своих страданиях, Распятии и Воскресении из мертвых. Надо сказать, что теософы и антропософы[5], основывающие свои мировоззрения на языческой космологии и антропологии Вед и Упанишад, гностиков и манихеев, нередко пытаются подтвердить Священным Писанием проповедуемую ими теорию перевоплощения (метампсихоза). В своих переложениях Евангелия под броскими названиями: «Евангельский эзотеризм», «Тайна открыта» и т. д. они пытаются доказать, что Иоанн Креститель – это перевоплощение пророка Илии. Здесь мы имеем дело, во-первых, с незнанием библейской символики и образного языка Евангелия; во-вторых, с фрагментом, взятым вне связи с определенным контекстом и всем Евангельским повествованием в целом. Слова Спасителя Илия уже пришел (Мф. 17, 12) означают сходство пророческого служения Илии и Иоанна Крестителя. Иоанн Креститель – Предтеча Первого Пришествия Христа, которым замыкается исторический цикл Ветхого Завета. Илия – Предтеча Второго Пришествия, которым должен завершиться новозаветный, последний цикл земного существования человечества, так как третьего Откровения и иного Евангелия не будет. В устных ветхозаветных преданиях Илия выступает как Предтеча Мессии, поэтому Иоанн назван, по величию и значению своего пророческого служения, Илией. Иоанн – проповедник покаяния, Илия – обличитель мирового зла. В Евангелии повествуется, как иудеи спрашивали Иоанна Крестителя: Ты Илия? Он ответил: Нет (Ин. 1, 21). Следовательно, по мнению антропософов, самопознание величайшего из пророков было намного ниже, чем оккультные знания их вождя – Рудольфа Штайнера. Во время Преображения Господу явился Илия, а не Иоанн Креститель. Антропософы указывают, что это событие произошло после смерти Иоанна Крестителя, и опять попадают в логическую неувязку. Если перевоплощение теософы и антропософы связывают со ступенями духовной лестницы, то, значит, они считают, что жизнь Иоанна Крестителя – отшельника, проповедника покаяния и мученика за правду – ничего не прибавила к его прошлому существованию, то есть перевоплощение в Иоанна ничего не прибавило и не убавило для Илии. Тогда зачем же само перевоплощение? Для индуистов и теософов личности как нравственно-волевой духовной монады не существует. Для них лица – это театральные маски. Кончается космический цикл, день Брамы, артисты сбрасывают маски и исчезают за кулисами. Сцена космической истории погружается во тьму. Брама спит. Затем Абсолют пробуждается с непонятным желанием снова начать маскарад, снова разыгрывать сценарий, очередную выдуманную им самим трагикомедию на подмостках мировой истории, где зритель и артист – сам Абсолют. Любимым философом Штайнера был Яков Бёме, который учил, что мир – это отражение трагедий и противоречий, возникающих в недрах Самого Божества (то есть Бог – причина зла), а также – пантеист Гёте, для которого Христос и сатана в эмоциональном восприятии одно и то же. — 88 —
|