|
Как-то на Дмитрия Солунского у нас в Самаре сгорел Покровский кафедральный собор. Причем, что удивительно: огонь дошел до самой могилки владыки Мануила, но там и остановился. Так вот: после пожара храм, конечно, начали восстанавливать, ну и, разумеется, расписывать. Взялся за это художник Василий (фамилии, к сожалению, я сейчас не вспомню). И вот владыка принялся делать ему замечания: то не так, это не эдак... Тот, понятно, протестовал, жаловался: он, мол, архиерей, вот пусть свое дело и знает, а я - художник, я лучше его понимаю, как писать... А владыка все за свое, да еще увещевает: "Не ершитесь, Вы потом и сами поймете, как надо..." И спустя какое-то время наш Василий признался, что только благодаря владыке Иоанну он понял, что такое церковная живопись: "А теперь иной раз пишешь икону, говорит, - сердцем чувствуешь: что-то не так! А что?! И спросить не у кого..." ...Оглядывая свою жизнь близ владыки, только сейчас начинаешь понимать, какого великого дара мы сподобились от Господа! Тут нет места случайности, как обычно считают люди, далекие от веры. Во всем видна рука Провидения, начиная с самой первой встречи с духовным отцом, тогда еще семинаристом, недавно рукоположенным иереем, служившим в одной из саратовских церквей - на моей родине. Я ведь впервые его увидела четырехлетней девочкой. Когда меня в ту пору спрашивали, кем я хочу быть, я всегда отвечала: "Батюшкой". Мама очень пугалась, что я так говорю на людях, и, как могла, пыталась мне объяснить, что ни девочки, ни женщины батюшками стать не могут. А я удивлялась: "Как же так?! У нас в церкви девушка батюшкой служит!" - и указывала на будущего владыку Иоанна, который внешним видом тогда и впрямь походил на девушку: белолицый, с длинными кудрями... Потом иерей Иоанн поступил в Ленинградскую духовную академию и пропал из моего поля зрения но через семь лет мы встретились вновь - уже навсегда. Он тогда попросил свою духовную дочь "Найди-ка мне Евгению с чадами!" (Ему в Ленинград писала какая-то саратовская Евгения). А Анна Нестеровна (так звали женщину) подумала, что речь идет о моей маме, и привела нас. Отец Иоанн внимательно посмотрел на маму и сказал: "Не та. Но, наверное, так Богу угодно". Мне было тогда 11 лет, но он разговаривал со мной как со взрослой и сразу взял под свое руководство. С тех пор сорок лет минуло... Когда я заканчивала школу, то никак не могла решить: учительницей мне стать или врачом? Поехала советоваться к владыке Мануилу, который в то время служил в Самаре. Но не успела я задать свой вопрос, как он истово перекрестил меня и сказал: "Поступай в медицинский. Он-то, - кивнул митрополит на проходившего невдалеке О.Иоанна, - больной-больной будет..." — 28 —
|