Старец Силуан Афонский

Такова была простая и скромная внешность этого человека. Но если мы захотим говорить о его характере и внутреннем облике, то встанем пред очень трудной задачей.

В те годы, когда нам пришлось его наблюдать, он являл зрелище исключительной гармонии душевных и телесных сил.

Он был малограмотный, в детстве ходил в сельскую школу только «две зимы», но от постоянного чтения и слышания в церкви [ на Афоне во время ночных служб и особенно всенощных бдений, которые длятся по 8 и 9 и более часов, читают вслух много поучений из Святоотеческой письменности] Священного Писания и великих творений Святых Отцов, он очень развился и производил впечатление начитанного в монашеском отношении человека. От природы у него был живой, сообразительный ум, а долгий опыт духовной борьбы, внутренней умной молитвы, опыт исключительных страданий и исключительных Божественных посещений — сделал его нечеловечески мудрым и проницательным.

Старец Силуан был человек удивительно нежного сердца, умиленной любви, чрезвычайной чуткости и отзывчивости на всякую скорбь и страдание, при полном отсутствии болезненной женственной чувствительности. Постоянный, глубокий духовный плач никогда не впадал в слезливую сентиментальность. Неусыпная внутренняя напряженность не имела и тени нервозности.

Достойно немалого удивления великое целомудрие этого мужа при его столь могучем и сильном теле. Он крепко хранил себя даже от всякого помысла, неугодного Богу, и несмотря на это, совершенно свободно, ровно и непринужденно, с любовью и мягкостью общался и обращался со всеми людьми независимо от их положения и образа жизни. В нем не было и тени гнушения даже нечисто живущими людьми, но в глубине души он скорбел об их падениях, как любящий отец или мать скорбят о преткновениях своих нежно-любимых детей.

Искушения он встречал и переносил с великим мужеством.

Это был человек вполне бесстрашный и свободный, но вместе с тем в нем не было и намека на дерзость. Бесстрашный, он пред Богом жил в страхе: оскорбить Его хотя бы помыслом дурным — он действительно боялся.

Большого мужества, он в то же время был исключительной кротости. Мужество и кротость — какое редкое и необычной красоты сочетание.

Старец был человек глубокого подлинного смирения, смирения и пред Богом, и пред людьми. Он любил отдавать предпочтение другим, любил быть меньшим, первым приветствовать, взять благословение от носителей священного сана, особенно епископов и игумена, но делал это без всякого человекоугодия или заискивания. Он искренно почитал людей с саном и положением, или образованных, но никогда в нем не было ни зависти, ни унижения, быть может, потому, что он глубоко сознавал тленность всякого мирского положения, или власти, или богатства, или даже научных познаний. Он знал, «как много любит Господь Своих людей», и по любви к Богу и людям — он воистину ценил и уважал всякого человека.