Старец Силуан Афонский

Любовь Христова есть блаженство ни с чем не сравнимое в мире сем, и вместе с тем любовь эта есть страдание, большее всех страданий.

Любить любовью Христа — это значит пить чашу Его, ту чашу, которую Сам Человек-Христос просил Отца «мимонести».

Чрез чистую умную молитву подвижник научается великим тайнам духа. Сходя умом в сердце свое, сначала вот это — плотяное сердце, он начинает проникать в те глубины его, которые не суть уже плоть. Он находит свое глубокое сердце, духовное, метафизическое, и в нем видит, что бытие всего человечества не есть для него нечто чуждое, постороннее, но неотделимо связано и с его личным бытием.

«Брат наш есть наша жизнь», — говорил Старец. Чрез любовь Христову все люди воспринимаются, как неотъемлемая часть нашего личного вечного бытия. Заповедь — любить ближнего, как самого себя, — он начинает понимать не как этическую норму; в слове как он видит указание не на меру любви, а на онтологическую общность бытия.

«Отец не судит никого, но весь суд дал Сыну… потому что Он Сын человеческий» (Ио. 5, 22–27). Сей Сын человеческий, Великий Судья мира, — на Страшном Суде скажет, что «единый от меньших сих» есть Он Сам; иными словами, — бытие каждого человека Он обобщает с Своим, включает в Свое личное бытие. Сын человеческий — все человечество, «всего Адама», воспринял в Себя и страдал за всего Адама. Апостол Павел говорит, что и мы должны иметь тот же образ мыслей и чувств, тот же строй жизни, что и во Христе (Фил. 2, 5).

Дух Святый, уча Силуана любви Христовой, давал ему действительно жить этой любовью, воспринимать в себя жизнь всего человечества. Молитва последнего напряжения, с глубоким плачем о всем мире, роднила и связывала его крепкими узами со «всем Адамом». Для него, пережившего воскресение души своей, стало естественным воспринимать каждого человека, как вечного брата своего. В земной жизни есть известный последовательный черед [20], но в вечности все мы едино, и потому каждый из нас должен заботиться не только о себе, но и об этом всеединстве.

После опыта адских страданий, после указания Божия; «держи ум твой во аде», для Старца Силуана было особенно характерным молиться за умерших, томящихся во аде, но он молился также и за живых и за грядущих. В его молитве, выходившей за пределы времени, исчезала мысль о преходящих явлениях человеческой жизни, о врагах. Ему было дано в скорби о мире разделять людей на познавших Бога и на непознавших Его. Для него было несносимым сознавать, что люди будут томиться во «тьме кромешной».