Христос больше, чем истина, ибо Он Отец истины, Он больше, чем жизнь, ибо Он Податель жизни, Он больше, чем космос, ибо Он Творец космоса. В Нем даны все вечные ценности для нашего человеческого мира, поэтому Он может дать и подает ценности всем и каждому. Там, где Он - там осмысленность и жизнь, там вечность и бессмертие, там всякая добродетель и всяческая радость. Он - мерило всего, хотя Сам не может быть измерен никакими человеческими мерками. Для Достоевского, который пережил крах всех человеческих мерил, чудесный Лик Христов - единственное, непогрешимое мерило всего видимого и невидимого. "На земле же воистину мы как бы блуждаем, - учит Достоевский. - И не было бы драгоценного Христова образа перед нами, то погибли бы мы и заблудились совсем, как род человеческий пред потопом" [274]. Вне богочеловеческого Лика Христова ни в мире, ни в человеке нет ничего, что могло бы быть надежным и непогрешимым мерилом кого-либо или чего-либо в мире земной реальности, идей и событий. Наивно и поверхностно считать таким мерилом совесть в ее эмпирическом существовании: совесть замарана, огреховлена, больна. И только когда она очистится, освятится, исцелится и обогочеловечится Божественной силой Христовой, она может быть надежным и непогрешимым мерилом добра и зла. Существует только одна проверка совести. Это - Христос. Поэтому Достоевский подчеркивает: "Совесть без Бога есть ужас, она может заблудиться до самого безнравственного. Недостаточно определять нравственность верностью своим убеждениям. Надо еще беспрерывно возбуждать в себе вопрос: верны ли мои убеждения? Проверка же их одна - Христос" [275]. И далее развивает свою мысль Достоевский: "Сжигающего еретиков я не могу признать нравственным человеком, ибо не признаю ваш тезис, что нравственность есть согласие с внутренними убеждениями. Это лишь честность, но не нравственность. Нравственный образец и идеал есть у меня - Христос. Спрашиваю: сжег бы Он еретиков, - нет. Ну так, значит, сжигание еретиков есть поступок безнравственный. Инквизитор уже тем одним безнравственен, что в сердце его, в совести его, могла ужиться идея необходимости сжигать людей" [276]. Защищая тезис, что Богочеловек Христос - единственный источник и мерило настоящей морали, Достоевский весьма искусно оспаривает точку зрения своего оппонента. "Но откуда же вы это вывели? Я вам не поверю и скажу напротив, что безнравственно поступать по своим убеждениям. Проливать кровь вы не считаете нравственным, но проливать кровь по убеждению вы считаете нравственным. Но позвольте, почему безнравственно кровь проливать? — 93 —
|