|
Как искренний мученик мысли, Достоевский уверовал смело и неустрашимо. Все свои чувства, все свои мысли он направил на новые пути решительной и бескомпромиссной веры. На этих путях он всем своим существом почувствовал и на собственном опыте узнал, что Богочеловек Христос - первостепенная и самая настоятельная необходимость для человека и для человечества, и что Он никем и ничем не может быть заменен. Поэтому он по-подвижнически ревностно защищает незаменимого Бога и Господа: "Вы, господа, - обращается он к христоборцам, - которые отрицаете Бога и Христа, вы даже и не подумали, как без Христа вдруг все становится гадко и грешно. Вы осуждаете Христа и насмехаетесь над Богом, но какой пример вы даете человечеству? Как вы мелочны, беспутны, злобны и тщеславны! Устраняя Христа, вы уничтожаете в роде человеческом недосягаемый идеал красоты и доброты. И какие подобные ценности вы можете предложить взамен?" [269] В таком мире для человека и человечества нет утешения, кроме Христа. Отнять Его у рода человеческого - это то же самое, что отнять то, на чем он стоит и ради чего существует. "Впрочем, - продолжает Достоевский, - вы могли бы отнять Его у человечества, если бы были в состоянии предложить ему что-то лучше Христа. Вопрос в том: есть ли у вас что-нибудь подобное?" [270] "Дайте мне другой идеал, и я пойду за вами, - обращается Достоевский к тем, которые хотят помимо Христа и без Христа осчастливить человечество. - Хотя, впрочем, вы сможете меня лишить веры в божественность Христа, если только покажете мне что-нибудь лучше Христа. Ну, покажите!" [271] К русской интеллигенции, зараженной атеистической идеологией Европы и анархической моралью европейской позитивистской науки, Достоевский обращается с требованием: "Господа русские просвещенные европейцы, укажите мне ваших праведников, которых вы вместо Христа ставите!" [272] Достоевский знает, во что верует, он поклоняется Богу известному - Христу Богочеловеку, о Котором убедительно и неоспоримо как о Боге свидетельствовал сонм святых и праведных людей в течение стольких веков. На самом себе Достоевский испытал и на собственном опыте познал Божественную силу Христову, ибо милостивый Человеколюбец спас его от скепсиса, отчаяния и самоубийства. И чтобы все это высказать, ему не хватает слов в человеческом лексиконе. И все же его свидетельство о Божественной силе Христовой по-апостольски сильно и по-исповеднически неопровержимо. Вера в Богочеловека Христа у Достоевского настолько исключительно велика, что она беспримерна в мировой истории. Для него Богочеловек Христос больше и выше истины, справедливости, любви, более всего того, самого возвышенного, что люди могут представить. И если бы Достоевский оказался перед необходимостью выбора: Христос или истина, то он выбрал бы Христа, отказавшись от истины. Такая у него вера. С такой верой может сравниться только вера одного апостола Павла. Этой верой проникнуто "Верую" Достоевского. Вот его слова: "Бог посылает мне иногда минуты, в которые я совершенно спокоен; в эти минуты я люблю и нахожу, что другим любим, в такие-то минуты я сложил в себе символ веры, в котором все для меня ясно и свято. Этот символ очень прост, вот он: верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше бы хотелось остаться с Христом, нежели с истиной" [273]. — 92 —
|