Божий инок

Так в нем рождался навык к самоукорению, который к концу жизни буквально стал его тенью. Освещаемый Солнцем Правды, отец Иоанн легко наблюдал за своей тенью. Как он каялся, было его тайной. Самоукорение же то и дело шепотом или вслух проры-

110

валось наружу, выдавая ту работу, которая в нем совершалась.

Пройдя путь ученичества в строгой богоборческой школе с самого начала, он, как прилежный ученик, станет в свое время и хорошим учителем: «А погрешности, малые и большие, у кого же их нет? Кто свободен от человеческой немощи и от набегов врага, когда мутится сознание? Но бури проходят, и опять согревается человек в тепле Божественной Любви. И так, можно сказать, всю жизнь: падения и восстания, спотыкания и выравнивания. Почему так попустил Господь? Не потому ли, что Он пришел спасать не праведников, а грешников, от них же первый есмь аз».

Мир не мог простить дерзости восстающему против его диктата. Он начал гнать отца Иоанна и гнал без устали, желая сломить или уничтожить. Злоба вражия через людей не раз подступала к нему со смертными страхованиями, пока не истощилась от его готовности безропотно, вот тут же, и умереть.

Вспоминая прошлое мирской жизни, отец Иоанн не раз говорил: «Уж чего я только не видел! Чего только не претерпел! Все, всякие грехи к сердцу прилагались, но душа осталась чиста. Совесть чиста. Как зато теперь хорошо. Если бы вы знали, как хорошо про все это вспоминать и знать, что я совесть сохранил. От этого на сердце легко и радостно». Так формировался в нем инок Божий. Правда Божия и правда человеческая в неустанной борьбе за его душу постоянно стояли рядом. И скольким нынешним правдоискателям помог опыт отца Иоанна в борьбе за правду Божию.

111

Живо воскресает в памяти ответ отца Иоанна по поводу священника, имеющего несчастье выполнять поручения органов в отношении его. Отец Иоанн стал живо искать этому «подсудимому» облегчающие вину обстоятельства. И человек-то он хороший, и семейный, и деткам-то кормилец, и всякое другое. Но закончил свою «оправдательную речь» неожиданно: «А ты сам-то знаешь ли, как поведешь себя, когда к тебе приступят с угрозами? Да еще не тебе угрожать будут, но детям твоим».

Правда Божия в нем попирала человеческую правду. Подумать было о чем. Истинное формирование монаха в отце Иоанне началось не от желания подвига и даже не от вожделения духовного совершенства. Его детская любовь к Богу, взрослея, не растеклась на влекущее богатство познаваемого мира, но изумилась безграничному Божию явлению в нем. И любовь стала искать во всем следы Божии, сознательно и сильно отметая от себя все, в чем не чувствовала Бога.