|
Возвращаясь домой после этого разговора, я задумался – а вот то внутреннее, глубокое, что я пережил сегодня, – не есть ли служба? Отец же Иоанн (когда перестал ходить в храм) утром частенько не мог скрыть своей благодатной жизни в ином мире и говорил: «Я только что с литургии вернулся». Молитва во внутренней храмине души, где-то в глубине существа… Когда чувствуешь неотмирность своего состояния, не свидетельствует ли это, что в тебе совершается служение Богу? Один Господь знает внутреннее наше, а потому не берусь рассуждать дальше… С самого начала отец Иоанн воспринимался мной как образец священника. Помню, какое-то время, приглядываясь к нему, я приходил в трепет. Начинающий священник, но со временем я должен стать таким, как он. Но я понимал, что это невозможно, мне не понести те тяготы, которые возложены на него. Отец Иоанн, очевидно, провидя мое смущение, пришел на помощь. В его беседах со мной появилась такая мысль: «Не забывайте, отец Григорий, вы приходской священник, 330 причем разделенный на три части. Первая часть принадлежит Церкви – священник, вторая семье – отец семейства и третья только чуть-чуть – самому себе». И я постепенно пришел к осознанию, что у него свои дарования и соответственная им мера тяготы, а мне Господь дал другую ношу – приходской священник, семейный человек, и я успокоился. Церковь – пастырская приходская жизнь, дом – семейные проблемы. А вот о том «чуть-чуть», которое должно принадлежать мне, батюшка тоже позаботился. Отец Иоанн был внимателен к нам до мелочей, для него не было ничего маловажного. Он поделился своим опытом: «У меня на себя оставлен только один час: с двенадцати до часу ночи, это время я полностью посвящаю своей душе. Иногда еще хочу посидеть, но знаю – в пять вставать, и приказываю себе спать». На необходимости иметь мне хоть малое уединение батюшка настаивал. Он говорил, что надо волевым усилием отстранить от себя тяготы прошедшего дня, самого себя и всех предав Богу. Так и вошло в правило: на себя уделить какой-то час, но не всегда получается. Но как же дорог этот час! И еще один пример глубоко духовного отношения к жизни отца Иоанна, след которого и поныне со мной. В самом начале моего служения появилась у нас на приходе пожилая монахиня лет восьмидесяти. Через некоторое время она обратилась ко мне с просьбой быть ее духовником. Я – молодой семейный священник, она – монахиня, чем я могу быть ей полезен? Чтобы не ошибиться в решении столь важного вопроса, я отправил ее к батюшке: «Благословит 331 ли отец Иоанн наши духовнические отношения?» Она пошла, возвращается с ответом: «У него пять детей есть, ты будешь шестая, Бог благословит». И стала монахиня обращаться с вопросами ко мне. А отец Иоанн нет-нет да и спросит: «Не надоедает она тебе?» Отвечаю: «Иногда бывает». Однажды матушка принесла мне целую тетрадь – исповедь о прожитой жизни. Я прочитал. И это правильно. Духовник должен знать, о чем и как молиться за человека, как и чем ему помочь. Утаивание и, не дай Бог, лукавство уничтожают смысл духовных отношений. Мы решали с матушкой ее вопросы, пока не дошло дело до откровения помыслов. Тут я сам пошел к отцу Иоанну, и он мне дал конкретную установку: «Восприятие помыслов можно только монашествующему и в сане, а так как Вы приходской священник, то, не вникая в тонкости, принимайте их на исповеди и давайте общее разрешение, предоставляя Богу Самому разобраться с ее помыслами. Матушке этого будет достаточно». — 154 —
|