|
И вот бежишь с поклажей километра четыре без отдыха, а в уме и в сердце вопль к Богу. Все молитвы, что наизусть знаешь, как живые в сознании бьются. Не заметишь, как добежишь до привала. В первый год службы, когда было особенно трудно, я и сейчас удивляюсь, как сильна была живая действенная молитва. И стал появляться у меня практический опыт христианского ведения. В самом начале страдали мы, молодые солдаты, от «дедовщины». Никого не щадила эта беда. Вот уж и озлобление стало в душе появляться. Чувствую не только внешнего врага, а и в себе, в душе разорение начинается. Убежал в лес и завопил в голос к отцу Иоанну о помощи. Сколько молился, не помню. Только вернулась христианская теплота в сердце, даже и к тем, кто врагом представлялся до этого. Или уж и совсем невероятное происшествие. У нас, молодых солдат, затребовали старослужащие конфет. А где их взять? Денег нет, да и купить-то негде. А значит, вечером будет грандиозная разборка без пощады. Начал опять с сердечным воплем молиться, хоть надежды и нет: «Батюшка, помоги!» Вечером вызывают меня на пропускной пункт. Я в изумлении. Знакомых нет, родственники за тысячу верст. Иду. Незнакомый священник стоит. Подает он мне два баула еды всякой и сладостей со словами: «Это из Псково-Печерского монастыря просили Вам передать». Что это, если не чудо? Вот так батюшкиной молитвой полагалось начало моему живому религиозному опыту. А когда вернулся из армии, понял, что отец Иоанн не одного меня взял под свое крыло, но со всеми моими родными. Отслужил я и при- 301 ехал в монастырь Бога благодарить, да и дальнейшую жизнь без служения Богу я уже не мыслил. А родители категорически против. У меня мысли стали путаться, и подступили ко мне сомнения: может, и правда побыть с ними до тех пор, пока не призовет их Господь. Пошел в смущении к отцу Иоанну. А он как всегда весел: «Пиши письмо маме о том, как ты их любишь, как молишься за них, как крепко целуешь. Прямо так и пиши». А потом, помолчав, задумчиво так произнес: «А мы о них молиться будем, ты и я – вот и вымолим родительское благословение, а Божье уже есть». С того момента я почувствовал изменение в настроении мамы. Раньше они о церкви ни думать, ни говорить не хотели. А тут мама начала интересоваться и захаживать в храм. А уж после того как в обители у нас побывали, тут и папа помягчал. Батюшка их принял, и от него они вышли преображенными. Души их проснулись. Теперь все воцерковились, причащаются, а мама даже в церкви помогать стала. Да что говорить. Прибежишь к отцу Иоанну возбужденный, расстроенный, а он отдыхает. Посидишь рядом со спящим, и в душе мир водворяется. А то и так бывало: сидишь, а он вдруг глаза откроет и начинает мне отвечать на еще не заданные вопросы. Так и жили. — 139 —
|