|
Была уже ночь – и вот, в крайней дряхлости, внезапно встает он с одра своего юношески и как бы ожидает светлых гостей Небесного Царя: украсившись одеждой святого ангельского образа, Симеон причастился принесенных ему в келью Страшных и Животворящих Таин и за все благодарил Бога. После того объяли его, как человека, предсмертные страдания; во всю ту ночь любимый сын не отходил от отца и, исправляя последнюю ему службу, прочитал у его одра всю Псалтирь. Они взаимно увещевали друг друга не скорбеть и вместе воссылали к Богу благодарные молитвы. Когда рассвело, Савва внес родителя своего в церковный притвор. Умилительно было зрелище крайнего смирения: тот, кто некогда, во дни своего величия, возлегал на златом и мягком одре, теперь лежал на рогоже при последнем издыхании. Вокруг него стояла братия и плакала, расставаясь с отцом; преподобный едва мог подать знак рукой, чтобы удержались от плача. Светло было лицо его: казалось, будто, вместе с таинственными посетителями поет он псалом – но никто не видел этих посетителей и не мог расслышать псалма, кроме последних слов: всякое дыхание да хвалит Господа. Тогда только уразумели, что отходивший воспевал песнь ангельскую, вместе с ангелами, и до конца жизни прославлял Бога. После сей песни Симеон уже ничего более не говорил, а только светло взирал на образ Христов, как бы вручая Ему свою душу. Благовонием фимиама исполнилась вся храмина: так сладостно уснул святой старец! Возлюбленный сын припал к честному лицу его и, вместо теплой воды омыв его горячими слезами, положил ему на перси знамение креста. Потом в сопровождении всей братии, со свечами и кадилами, проводил тело успошего внутрь созданной им Церкви Богоматери и положил его в мраморном благолепном гробе. Осиротевший в одно и то же время чувствовал и печаль, и радость: печаль – о лишении доброго сподвижника и участника в молитвах, а радость – о том, что сподобился видеть его украшенным всеми добродетелями, до конца совершившим свое течение и уже теплым предстателем, ходатайствующим о нем у Христа. Дни поминовения родительского Савва ознаменовал обильной милостыней нищим – раздал приходящим все, сколько было у него золота, потому что никому не хотел отказывать или что-нибудь оставить у себя. По оскудении же нужного для монастырских потреб золота вспомнил он слово благоговейной жены, сказанное ему в Царьграде, – то есть слово о сокровищах, таящихся в окрестностях Хиландаря, но не без молитвы решился он искать этих сокровищ. Савва так молился Господу: «Слышал я Давида, глаголющего, богатство аще течет, не прилагайте сердца; тем более достоин укоризны человек, раскапывающий землю для приобретения сокровищ, которых сам туда не клал. Итак, не дай, Господи, чтобы враг мой поругался надо мною, возбуждая во мне желание гибельных и тленных богатств, но если это не искушение противника, если это сказано мне было от Тебя, то пусть будет по воле Твоей, Господи, – пусть явится сокровенное или же пусть скроется и от нас, рабов Твоих, как прежде от других». — 43 —
|