|
Тронутый глубоким верноподданическим смирением старца, император поднял его и ласково спросил: – Чего ты, отец, хочешь от меня? – Прости меня, государь, если я буду дерзок пред твоим величеством! Просьба моя ничтожна до того, что легко ее исполнить. Тебе это просто и ничего не стоит с твоей стороны, кроме одного твоего слова; между тем, исполнение ее составит утешение и радость самых ангелов и благо моей лавры. – Чего же ты хочешь? Говори, я все исполню, – ласково промолвил император. – Царское слово свято, – почтительно заметил игумен, – оно неизменно! – Так, так, отец! – сказал император, растроганный простотою старца, – чего же ты хочешь? – Подари нам одного из своих подданных, который ищет вечного своего спасения и молится о державе твоей, – более ничего, – сказал игумен и замолчал. – Изволь, – весело отвечал император, – кто ж он и где? – У нас уже, и даже в ангельском образе, – боязненно сказал старец, – имя его – Иоанн Кукузель… – Кукузель? – с поспешностью сказал император, и слезы невольно выступили из глаз его и скатились на царственную грудь. Тогда игумен рассказал подробно об Иоанне. Император внимательно слушал и наконец с чувством воскликнул: – Жаль мне единственного певца! Жаль мне моего Иоанна! Но если он уже постригся – нечего делать! Спасение души дороже всего: пусть молится о спасении моем и царства моего. Старец благодарил Господа и милостивого своего государя и весело воротился в свою лавру. С той поры Иоанн остался спокоен – выстроил себе келью с церковью во имя Архангелов и, уединяясь там шесть дней, в воскресенье и другие праздники приходил в собор, становился на правый клирос и умилительно пел в числе других певцов. Раз таким образом, пропев в субботу акафист, после бдения, он сел в форму – так называются братские седалища – напротив иконы Богоматери, пред которой читался акафист, и тонкий сон упокоил утомившиеся его чувства. – Радуйся, Иоанн! – вдруг произнес кроткий голос. Иоанн смотрит… В сиянии небесного света стояла пред ним Богоматерь. – Пой и не переставай петь, – продолжала Она, – Я за это не оставлю тебя. При этих словах Богоматерь положила в руку Иоанна червонец и стала невидима. Потрясенный чувством невыразимой радости, Иоанн проснулся и видит, что действительно в правой его руке лежит червонец (златница). Слезы искренней признательности потекли из очей певца: он заплакал и благословил неизреченную милость и благословение к нему Царицы Небесной. Червонец был привешен к Богоматерней иконе, пред которою пел Иоанн и удостоился явления небесного, и поразительные чудеса совершались от иконы и от самой златницы. С тех пор Иоанн усерднее прежнего начал проходить клиросное свое послушание, но сколько от тайных келейных подвигов, столько же и от долгих стояний в церкви ноги его отекли, открылись на них раны и закипели червями. Недолго, впрочем, страдал Иоанн. Ему, как и прежде, в тонком сне, явилась Богоматерь и тихо произнесла: — 348 —
|