|
В это время ненавистник добра и спасения человеческого, диавол, начал обольщать его мирскими прелестями и разжигать его юное сердце сладострастием, в чем и успел. Елевферий увлечен был в бездну порока и, погасив в себе святую искру благочестия, предался всякого рода греховным удовольствиям со всем пылом юношеской страсти. Но так как для провождения греховной жизни нужны были и денежные средства, то он часто входил в большие долги. Порочная жизнь, однако, не ограничилась одним только угождением плоти, но потребовала от него большей жертвы. Это было так. Были в то время в Бухаресте со стороны Турции посланники для переговоров о мире с Россией; явившись к ним, Елевферий пристал к одному из этих турок. Это сделал он отчасти потому, что под покровительством их мог безнаказаннее пользоваться всякого рода удовольствиями, а отчасти потому, что надеялся с турком достигнуть Константинополя, так как, пресытившись греховной жизнью, он уже стал скучать[85], что всегда бывает с душой грешника, как утверждает св. Иоанн Лествичник. Спустя немного времени посланники Порты отправились в Шумлу; здесь они замедлили по разным обстоятельствам. Пребывание Елевферия в Шумле было для него роковым обстоятельством в его безпорядочной жизни. Тяготясь медленностью путешествия, а также грубым обращением своего господина, он приходил в отчаяние, из которого виделся ему один исход: принять магометанскую веру. Скоро для осуществления этого намерения представился и случай. Один из спутников Елевферия, адрианополец Константин, бывший христианин, но незадолго пред тем сделавшийся магометанином, начал подговаривать Елевферия принять магометанство и склонил его идти вместе с ним к находившемуся там рейс-эффенди[86] Галина и пред ним отречься Христа; несчастный Елевферий последовал пагубному совету товарища и променял веру в сладчайшего Иисуса на веру лжепророка Магомета, а чрез три дня принял и обрезание. Но благодать Всесвятаго Духа, как видно, не совсем оставила его: страдая от несносной болезни обрезания, он вспомнил отеческое благочестие, чистоту христианской веры и, окаявая себя, с трепетом начал призывать имя сладчайшего Иисуса. Вспомнил он и милосердие Отца Небесного, готового опять принять обращающегося распутного сына, и всеми силами души своей желал призвать Божественную Его помощь. Но представляя себе всю глубину своего богоотступничества, он не в состоянии был ни рук своих воздеть к Богу, ни ума направить ко свету безначального Его Божества; поэтому он прибег к единственному средству – слезам и, как второй Петр, горько плакал о своем падении. Милосердый Господь наш Иисус Христос, видя истинные слезы раскаяния, милостиво призрел на кающегося, как некогда призрел Он и на первоверховного из апостолов. — 120 —
|