|
Когда же он приблизился к ним, обернулась и очень даже приветливо спросила: - За шиповником? Правильно, полезная ягода. Моему врач велел пить. А вы рвите, ягод всем хватит. - Не за шиповником я, - осипшим, глухим голосом произнес он. - Хотел сыну родные места показать, приехали, а здесь будто сроду людей не было. - В гости, значит? - Рассмеялась женщина. - Да тут уж поди пять лет ни одной души нет. Кто помер, кто в город уехал... Постой, а ты, чей будешь? Я ведь здешняя сама, а тебя не признаю. И она впервые с начала разговора оставила шиповник в покое. - Да это Кузьминичны сын, - вступил в разговор ее муж. - Как она сама - то? - В восемьдесят седьмом схоронили. - Ну, ничего, пожила, дай Бог каждому, - супруги повернувшись к кусту, принялись опять за работу. И только женщина из-за плеча бросила напоследок: - Никого не осталось. Была деревня, а вроде как и не было вовсе. Зато шиповник здесь славный. Он потоптался на месте, пытаясь продолжить разговор, но из этого ничего не получилось. Повернувшись, пошел в сторону сада. Из машины донесся крик сына - Па, ты чего? Никого ведь нет, поехали обратно. Может, к футболу успеем, - и для верности посигналил. - Сейчас, сынок, сейчас, как-то угодливо, будто виновен в чем-то, ответил он. - Ты выйди, разомнись. Кругом простирались бескрайние поля. Где-то в вышине звонко пел жаворонок. Надо же, подумалось ему, когда здесь жил, все недосуг было посмотреть вокруг. Прав оказался отец: помянешь еще меня, сын, однажды позовет тебя земля. Позовет, - и никуда от этого не денешься. Говорил, когда провожал меня в город. А я спорил с ним... Мысли его были прерваны сигналами, которые настойчиво подавал Стас. В тишине, стоявшей вокруг, они казались особенно громкими. - Иду, иду. Солнце катилось к закату. Машина плавно катила по автостраде. Чувствуя приближение дома, оживился Стас. - Дома расскажем - обсмеются, - весело тараторил он. - Ехали к тете Поле, а приехали в поле. Ха-ха. Но ты особо не расстраивайся, мы из этих гостинцев дома пир устроим, так что все в порядке. Бензина только жалко, правда, - и не дождавшись ответа, сделал еще одну попытку вовлечь отца в разговор: - А как эта деревня называется? Название чудное, забываю все. И вдруг осекся, увидев, как по лицу отца, внезапно посеревшем, текли слезы. - Пап, ты чего это? Я же не хотел... Я же не думал... Прости. - Ничего, Стасик, я не обижаюсь. Это я... Это моя... Что хотел сказать отец, сын так и не понял. А тот неумело вытер слезы, дал машине газ и произнес глухим голосом, словно прощаясь с кем-то навеки: — 20 —
|