|
Рассказ Василия Михайловича Гуськова, 1910 года рождения, жителя села Себено Когда Матрона жила здесь, рязанские и из других областей шли к ней, народу много. Я у нее здесь не был, были мои родители, они в тяжелые моменты к ней ходили. Однажды у нас пропали лошади; дня три мы их искали, и безрезультатно. А в деревне Татинки были зеленя. Отец мне сказал: «Сходи на зеленя, может, там». Отец пошел к Матроне. А я – мимо леса, в бездорожье, напрямую полем лошадей искать. Только к лесу подхожу – слышу, заржали лошади. Я прислушался – еще. Захожу в лес, там лощина, потом на бугор, потом в осинник – там лошади. Я их обратал и приехал. А вскоре и отец пришел от Матроны. Он стал ее спрашивать, а она ему говорит: «Иди, иди домой, они уже дома». У матери сестра живет в Журишках. Как-то приходит она к нам и приглашает в Журишки. Дед мой рыбу ловил круглый год, рыба у нас всегда была. Мать завернула рыбу, и мы пошли. А дорога в Журишки – мимо церкви, мимо Матрониного дома. Сестра спросила: «Зайдем к Матроне?» А мать отвечает: «Надо ей рыбу давать, а нам мало будет». А в это время Матрона зовет свою мать: «Дай мне рыбки». – «Что ты, Матрюша, где мы возьмем?» – «У нас рыба есть», – отвечает Матрона. Тут как раз мать с сестрой пришли. Матрона взяла немного и говорит: «А это несите, куда несете, а то мало будет». Через два дома на третий от нас жил Семен Алексеевич; у него был племянник, хромой. Однажды прихожу – смотрю, племянник к ним приехал, и между ними разговор о Матроне: «Все к ней ходим, а что она знает?» Вот племянник собирается (такой френч на нем был) и говорит: «Я ее сейчас испытаю, навру ей, что жениться хочу». Скоро он вернулся и рассказал, как Матрона его встретила: «Ты зрячий, грамотный, я слепая; к кому ты пришел? Иди, иди отсюда». Потом я уже в Москве жил, поступил работать на завод, а здесь, в Себене, началась коллективизация, и хозяйства взялись кулачить. Отец убежал ко мне, а мать забрали, посадили в Виневскую тюрьму. Матрена находилась у инженера Жданова в Староконюшенном переулке. Он был инженером по кессонным работам. Матрона жила одна у Евдокии (девичья фамилия Носкова) в сорокаметровой комнате. Там был иконостас, старинные лампады, занавески тяжелые. Дом был деревянный, львы на воротах. Часть дома у инженера конфисковали и поселили людей. Я пришел к Матроне, рассказал ей, что арестовали мать. «Отпустят, – говорит Матрона, – а в чем она виновата? Она ни в чем не виновата, отпустят». Мы были во многих местах, пришли в ЦК на Моховой улице. Вход свободный, охрана стояла, но заходить не запрещали. Мы все писали на имя Калинина, а секретарей там было очень много. Куда идти? К нам подошла женщина в обмундировании и мне говорит: «Идите в четыреста какую-то комнату, на третьем или четвертом этаже, без лифта». Я поднялся, смотрю – народу немного, все в самотканых поддевках, в лаптях. «Кулаки» собрались. — 48 —
|