Вдруг журналист издал возглас удивления и с почтительным страхом приблизился к углу комнаты, где я хранила мои средства для чистки. «О! — воскликнул он возбужденно. — Тиролец из восемнадцатого столетия. Почему он здесь стоит?» «Потому что другого места нет», — сказала я и мягко пригласила его покинуть ужасную тесноту. Потом мы прилежно работали в течение трех часов и после этого попрощались с обычными выражениями прошлого, настоящего и, прежде всего, будущего уважения. Прошли недели. Я должна была отдать мое авто в мастерскую. Предварительная смета была очень большой. Передо мной стоял выбор: или автомобиль в мусоросборник или деньги на стол. К сожалению, налицо были только стол и мусоросборник. А без автомобиля я в своей тройной функции — главы дома, певицы и писателя — быстро пошла бы на дно. Я провела кризисный сеанс со своими ангелами-хранителями в одиннадцать часов ночи. Я ни минуты не сомневалась в том, что любой нормальный человек, который присутствовал бы при этом, усомнился бы в моем душевном здоровье, и, несмотря на это я могу рекомендовать мой рецепт для кризисов каждому. Чтобы быть краткой, могу сказать, что я призвала моих ангелов-хранителей. Я сказала, что полна понимания полного отсутствия у них интереса к пошлой светской маммоне, но мне это пренебрежение сейчас будет стоить моей машины и последних нервов. Мне необходимо до тринадцати часов завтрашнего дня иметь 4000 марок и ни одним пфеннигом меньше—без всякого внимания к отсутствующему чувству времени у моих собеседников. Я бессвязно высказала еще некоторые подходящие к случаю жалобы и закончила собрание. Редко я встречала такую тишину, как в этот поздний час. На следующий день зазвонил телефон. Упомянутый выше шеф агентства представился и говорил сначала о погоде, моем самочувствии («спасибо, хорошо»), своем самочувствии («так же самое лучшее»), положении нации в общем («не так хорошо»), а затем пошло следующее. Он с того времени в апреле все думает о том прекрасном, бедном крестьянском шкафе, который влачит совершенно неприличное существование в моей каморке для веников. Вздох понимания пронесся через мой напряженно слушающий мозг. — 30 —
|