|
А она жила ради своих милашек. Она любыми путями находила в них блестящий ум, изобретательность и остроумие. Когда ее друзья из общества сравнивали потомство друг друга, она придумывала способы, чтобы подчеркнуть, что ее дети лучше. Что ж, знаете ли — знаете ли, — этого нельзя было сказать о ее детях. Так, вечером, к ужину — на столе были роскошные блюда, как всегда, — он возвращался домой, внутренне содрогаясь, хотя он любил свой дом, ибо там его ждало это болтливое, глупое создание. Вместо того чтобы сказать ему: «Что с тобой произошло сегодня? Расскажи мне о своих приключениях», она садилась и болтала о пищеварении детей, было ли оно регулярным или нет, и никогда не спрашивала его о нем самом, о том, что он чувствовал, каким он был, так как она была на это не способна. Давайте сейчас оставим их там. Однажды те двое мужчин встретились, и это случилось во время прогулки в лесу, так сказать, и один был в превосходном костюме для прогулок из твида — я думаю, это подходящее слово, не так ли; оно напоминает мне название птицы, — а другой в своих затертых одеждах, и оба они курили трубки. Они встретились и мгновенно познакомились — мгновенно. Они нашли небольшой пруд, где собирались дикие гуси, громко и беспокойно гогоча, присели на бугорке и начали разговаривать друг с другом о том, кто есть кто. И беседа продолжалась, и они поняли, что стали очень хорошими друзьями, и очень быстро. Они нашли друг друга в этом море нерадивых людей, нашли благоразумие и рассудительность, что-то изобильное, живое, жизненное, нечто, кого-то, кто мог размышлять и делиться своими размышлениями. Когда день начал клониться к вечеру и появились сверчки, а гуси отправились на ночлег в свои гнезда, бедняк сказал, что ему Нужно быть дома к ужину. Это правильное слово — ужин? И когда он посмотрел на своего друга, он заметил напряжение в его существе и что-то вроде замкнутости. Будучи мудрым человеком, наделенным интуицией, каким он был, он открыто пригласил друга к себе домой. Его добрая, полная радушная женщина приветствовала их обоих, и богач взял ее за руки, они сели на поскрипывавшие стулья, и это был для него самый роскошный и душевный ужин в его жизни. Стол не имел никакого украшения. Не было привычных для него гаспачо-супов. Была в изобилии и от души квашенная капуста, тощие ребрышки — вы понимаете, о чем я го-. ворю? — и сверх всего этого, великолепный яблочный пирог, приготовленный из садовых яблок. Что ж, богач полюбил это ощущение тепла, безопасности. Да, стены не были окрашены, и нет, там не было изящной кожаной мебели и мраморного камина, лишь пузатая печь, потрескавшаяся, ревущая и выбрасывающая искры. Он никогда не ощущал так явно, что он дома, всем своим существом. — 154 —
|