|
Позже последовали занятия у лам, а потом и в обычной школе. После женитьбы Дандарон вскоре решает поехать с женой на учебу в Ленинград, так как чувствует постоянный и гнетущий надзор местных властей, враждебных буддизму. Там он учится в Институте авиаприборостроения, а также изучает тибетский язык в университете. В начале «большой чистки», в 1937 г., Дандарона арестовывают как японского «шпиона». В общей сложности в лагерях он проводит с небольшими перерывами 19 лет. Но это время, каким бы трудным оно ни было, не прошло даром, а стало этапом духовного и интеллектуального созревания и роста. Общение с ламами, с европейскими учеными стимулировало мысль и побуждало к йогической практике. Нужно было принимать жизнь такой, какой она была, а не лелеять надежды на будущее (когда Дандарону сообщили, что его освобождают, он сначала подумал, что над ним издеваются, столь невероятной была для него такая новость). В 1956 г., наконец на свободе, он некоторое время (около семи месяцев) живет в Москве у знакомых. Почти все время он проводит в библиотеке, читая и размышляя, делая заметки. В это время он знакомится с приемной дочерью своего товарища по лагерю В. Сеземана, профессора философии Вильнюсского университета, Натальей Ковригиной. В письмах к ней отражается страстная, цельная натура Дандарона, там он излагает свои основные идеи необуддизма. После того как не удается устроиться на работу в Ленинграде, Дандарон возвращается в Бурятию и начинает работать в тамошнем Институте культуры (позже — БИОН), исследует фонд тибетских ксилографов и рукописей. Это открывает перед ним возможность пользоваться одним из богатейших в мире хранилищ литературы этого рода. Вскоре появляются первые научные публикации. Интересно, что это совпадает с возвращением на родину известного тибетолога Ю. Н. Рериха, который за три года до своей преждевременной смерти сумел дать новый толчок вегетирующим научным исследованиям по буддийской литературе и традиции. Приезжал он и в Бурятию, где долго обсуждал с Дандароном план будущей совместной работы. К сожалению, после его кончины эта волна энтузиазма в Москве скоро угасла, главным образом из-за идеологического давления, большинство его учеников («обитателей» кабинета Рериха) эмигрировали, и практически только в Улан-Удэ, хотя и с трудом, но все же удавалось издавать что-то серьезное (переводы, сборники статей). В середине шестидесятых пришли и первые ученики-европейцы (не считая тех нескольких человек, которые сумели получить тантрийские посвящения еще в лагере). Этот период в жизни Дандарона был особенно важным -эти семь лет стали и осуществлением его стремлений. Тут следует поговорить о двух чрезвычайно важных моментах, определяющих успешность передачи традиции, — о мотивации и способностях учеников. Если судить по санскритским и тибетским источникам, различались три вида мотивации. Первый — это стремление обеспечить себе лучшее рождение после смерти (т е. стремление опять родиться человеком). Дальше идет решимость освободиться от цепи рождений и смертей (что обычно называется Сансарой). И, наконец, третья установка — достичь просветления, чтобы помочь другим. С некоторой долей осторожности можно говорить и о еще одной мотивации — о стремлении «прыгнуть» (или нырнуть) в Нирвану еще в этой жизни. Смею утверждать, что большинство учеников Дандарона имели именно последнюю, наивысшую мотивацию. Правда, тут нужна оговорка: как однажды писал Арно Дежарден, девяносто девять процентов европейцев не верит в реинкарнацию, и даже есть попытки со стороны известных западных буддистов отрицать ее. Как заметил Конзе, есть богатые старушки, для которых учение о реинкарнации привлекательно хотя бы потому, что позволяет им верить, что они когда-то были египетскими принцессами. Западные буддисты чаще всего испытывают радость от того, что они в прошлой жизни обитали в Тибете. Забота о будущей жизни не становится составной частью мотивации; это позволяет утверждать, что ориентация европейских буддистов почти исключительно ценностная и что они упускают очень важный момент ответственности за свои поступки. — 3 —
|