Тайна, которая в Вас самих

- Ой, срезала.

Тут чувствую... Что же я тут чувствую? Да уже ничего не чувствую.

Рассматриваю сверху. Лежит на дне окопа безусый лейтенантик лет двадцати (30 сентября 19 должно исполниться), белобрысенький, безусый. Детская мордашка еще пухленькая.

Двое солдатиков высказываются:

- Нашего лейтенанта накрыло.

- Чего ж он без каски?

Я про себя:

- Был бы еще трезвый.

Без выпивки на войне невозможно, но выпьешь - контроль снижается. Пьяному и море по колено. Дозы еще не привычны. Щенок. Училище, опыт есть, но небольшой, а тут старший по званию предложил. Отказаться стыдно, подумают, что... Хо­чется казаться этаким бравым парнем.

- Посмотри, живой.

- Живой, без сознания. Ранен в голову и, видно, контужен. Достань его инпакет. Надо перевязать.

- Подержи, перевяжем.

У меня сумка на боку, индивидуальный пакет, бинты, вата. Вижу со стороны: бинтуют неумело, проложили ватой, так как кровь сочится. Ранение по касательной осколком, контузия от взрывной волны.

- Поверхностно. Зови санитаров с носилками, надо срочно эвакуировать. Контузия.

- Только из блиндажа вышел, а тут накрыло.

Оглушенный, вялость, стону. Ничего не вижу. Голова болит, тошнит, а санитаров все нет, а я все валяюсь. Что-то подстелили. Санитары, два бугая, с трудом пробираются по узкому ходу.

На носилках. Вижу со стороны: сапоги, галифе, гимнастерка, повязка на голове промокла. Носилки очень удобные, мягкие. Я никогда не задумывался, что носилки такие удобные, что можно пролазить по всем местам. Раскачиваюсь на носилках. Они рысцой, трусцой.

- Не будет ли сейчас второго налета?

- Не боись, они должны загрузиться. Они тут все, что могли, поскидали.

Матерится...

- ...тудыть его в качели.

Наслушался... Но сейчас я тут ничего не слышу. Куда-то они меня тащат, раскачиваюсь в "качелях". Все тащат, тащат... Тошнит, болит. Кладут на край бруствера. Открытое место. К лесу, к лесу, дотащили до палатки оказания первой помощи, положили на травке. Притащили к машине санитары, а тут де­вочки-санитарки. Готовят к отправке, есть раненые после бомбежки.

...

Везут на открытом грузовике в кузове. Трясет здорово, голова болтается, шинель моя под головой, вещмешок рядом. Неудобно голове на скатке. Один сидит, рука на перевязи. Все, кто лежит, дохлые, как и я. Мы все рядком. Сопровождающая сестричка Ольга сидит в углу и держится за два борта, они скрипят, грузовичок потрепанный. Посматривает на нас, толком не знает, что делать. Рядом го­лос:

- Пить, пить.

- Подожди, милок, скоро приедем. Терпи, терпи.

Вижу сверху и тело свое, и машину. Соломки на дне жидковато. Дорожки фронтовые дай Бог, все кочки наши. Подъехали к небольшой речушке, песчаный берег. Через брод машину шатает, бросает. Переехали. По камням сильно трясет. Противоположный берег местами повыше, корни березки обнажились при последней наводке. Въезжаем на горку, за рекой желтое поле ржи. Урожай созревает. Едем по его краю до виднеющегося за полем низкорослого лиственного перелесочка. А там небольшая русская деревенька, через которую проходит проселочная дорога. Домов немного - хатки маленькие, с палисадничками, окна с наличниками. Медицинский пункт на дальнем краю села. Под него занят один дом, и рядом развернуты палатки. Село Дубровицы... Дубровка...