|
«Как же ты с этим справлялся, папа?» — спрашивала я, хихикая в предвкушении ответа. Отцовский смешок говорил о том, что сейчас отец выдумает какую-нибудь душераздирающую историю. Но, если он отодвигал в сторону тарелку, это значило, что грань реальности не будет нарушена. В любом случае его отклики всегда были забавны, поучительны и заставляли задуматься. Нередко он заканчивал разговор словами: «Солнышко, все меняется. Ничто не длится вечно». А я всегда выходила из-за стола, преисполненная уверенности в том, что я, как и каждый человек, смогу справиться с проблемами своим собственным путем, в свой срок. Мать всегда утверждала, что моя «беспечная» натура — подарок природы, а не результат воспитания. «Ты родилась, уже имея такой свободный от борьбы дух, — поясняла она, — поэтому ничто тебя не может привести в уныние. Ты всегда была невозмутимой, что бы ни происходило». Когда я училась в колледже, психологические тесты свидетельствовали о моей легкой адаптации к переменам и об отсутствии склонности к стрессу, неподверженности страхам и перепадам настроения. Но в возрасте 38 лет эти мои свойства подверглись небывалому испытанию. Год 1984 был вполне обычным, за исключением одного: в связи с гинекологическим заболеванием я должна была подвергнуться гистерэктомии. Распаковывая сверток с новыми тапочками для больницы, я вдруг заявила: — У меня есть машина, поэтому я сама поеду в медицинский центр, — удивив этими словами даже саму себя. — Это же просто нелепо, — попыталась вразумить меня подруга. — Не знаю, в чем тут дело, — упорствовала я, — но у меня такое чувство, что приближается опасность и мне может срочно понадобиться автомобиль. Я и сама не понимала смысла своих предчувствий, но настояла на своем и, преодолев 25 миль, добралась до Хьюстона. Операция была назначена на 7:30 утра. В 6:45 в палату вошла медсестра с двумя санитарами, толкавшими каталку. — Вот, возьмите, — резко произнесла сестра, протягивая мне чашку. — Что это? — спросила я. — Валиум, — ответила она. — Он подготовит вас к операции. — Спасибо, не надо, — поблагодарила я. — Но вы должны его принять, — настаивала сестра. — Пациенты боятся даже входить в хирургический блок, поэтому все должны принимать успокоительное. — Спасибо, но я в порядке, — ответила я и добавила: — Я хочу полностью контролировать свои чувства. Мы пререкались до тех пор, пока нас не прервал добродушный санитар: — Давайте, давайте. Пора. Мы не можем задерживать уважаемого доктора. В этот момент зазвонил телефон. Выслушав сообщение, суровая медсестра с большой неохотой передала мне трубку со словами: — 20 —
|