|
Она вводит чрезвычайное положение в Индии не юридически, но фактически. Сотни политических лидеров находятся в тюрьме. Я с самого начала говорил ей, что эти люди не должны быть в парламенте, или в ассамблее, или в законодательной власти. Есть много разных идиотов, но политики наихудшие, потому что у них также есть власть. Журналисты идут под номером вторым. На самом деле, они даже хуже политиков, но из-за того, что у них нет власти, они могут только писать - а кого волнует, что они пишут! Без власти в руках вы можете быть каким угодно идиотом, но вы ничего этим не добьетесь. Я был представлен Индире тоже Мастой, но косвенно. Масто был другом отца Индиры, Джавахарлала Неру, первого премьер-министра Индии. Он был действительно прекрасным человеком, а также редким, потому что быть политиком и оставаться прекрасным нелегко. Когда Хелен Келлер встретилась с ним, из-за того, что она была слепой, глухой и немой, она прикоснулась к его лицу. Она подала знак кому-то, кто мог перевести ее язык знаков: «Прикасаясь к лицу этого человека, я чувствую, что прикасаюсь к мраморной статуе». Много других людей писало о Джавахарлале, но я не думаю, что должно быть сказано что-то еще. Эта женщина без глаз, без ушей и языка, все равно смогла сказать самые точные слова и очень простым языком. Таково было мое ощущение, когда меня представлял Масто. Мне было всего двадцать лет. Всего через год Масто покинул меня, поэтому он спешил представить меня тем, кому мог. Он привел меня в дом премьер-министра. Это была прекрасная встреча. Я не ожидал, что она будет прекрасной, потому что я столько раз был разочарован. Как я мог ожидать, что премьер-министр не будет низким политиком? Он им не был. Только случайно, в коридоре, когда мы уходили, и он вышел, чтобы попрощаться с нами, появилась Индира. В то время она была никем, просто молодой девушкой. Ее представил мне отец. Конечно, Масто тоже был там, и с его помощью мы встретились. Но Индира могла не знать Масто или, кто знает? — может быть, она знала его. Встреча с Джавахарлалом оказалась такой значительной, что она изменила все мое отношение, не только к нему, но и к его семье тоже. Он говорил со мной о свободе, о правде. Я не мог этому поверить. Я сказал: «Вы понимаете, что мне всего двадцать лет, я просто молодой человек?» Он сказал: «Не беспокойся о возрасте, потому что мой опыт подобен ослу, даже если он очень стар, он все равно остается ослом. Старый осел не обязательно становится лошадью он не становится даже мулом, что же говорить о лошади. Поэтому, не беспокойся о возрасте». Он продолжил: «Мы можем на мгновение совершенно забыть, сколько лет тебе и сколько лет мне, и давай обсудим это без возрастных, кастовых преград или преград убеждений и полиции». Потом он сказал Масто: «Баба, вы не могли бы, пожалуйста, закрыть дверь, чтобы никто не вошел. Я не хочу видеть даже своего личного секретаря». — 272 —
|