|
Синхронность означает одновременное существование многих вещей вместе, это многомерность. Это может означать определенное ритмическое чувство; это может означать то, что люди всегда называли любовью; это может означать дружбу; ото может означать два сердца, бьющиеся вместе без ритма или причины… это тайна. Только иногда человек находит кого-то, с которым все совпадает; картинка-загадка исчезает. Все кусочки, которые не складывались, неожиданно сами подошли друг другу. Когда я сказал своей бабушке: «Я подружился с вице-президентом этого городка», — она сказала: «Ты имеешь в виду пандита Самбху Дьюба?» Слезы покатились из ее глаз. Она сказала: «Тогда ты не найдешь много друзей в этом мире, об этом я беспокоюсь. Если Самбху Бабу стал твоим другом, тогда ты не найдешь много друзей в этом мире. Не только это: возможно, ты найдешь друзей, потому что ты молод, но Самбху Бабу точно не найдет другого друга, потому что он слишком стар». Снова и снова моя бабушка будет появляться в моем рассказе, со своим удивительным проникновением. Да, сейчас я вижу это. Повторяя все, я могу видеть, что она видела и оплакивала. Теперь я знаю, что у Самбху Бабу никогда не было ни одного друга, за исключением меня. Я обычно иногда приезжал в деревню, возможно, один раз в год, или два раза, но не больше. И по мере того как я все больше вовлекался в спою собственную деятельность — или вы можете называть это бездеятельностью… по мере того как я все больше становился вовлеченным в саньясу, мои приезды в деревню становились все реже. На самом деле, последние несколько лет перед его смертью все мои посещения деревни происходили, когда я проезжал через нее на поезде. Начальник станции был моим саньясином, поэтому, конечно, поезд стоял там столько, сколько я хотел. Они - я имею в виду своих отца и мать, Самбху Бабу, и многих других, кто любил меня - приходили на станцию. Это было мое единственное посещение: десять, двадцать, самое большее, тридцать минут. Поезд не мог дольше стоить, потому что должны были подходить другие поезда. Они ждали перед станцией. Но я могу понять его одиночество. У него больше не было друзей. Почти каждый день он писал мне письма — это очень редко а писать было нечего. Иногда он присылал просто чистый лист в конверте. Я понимаю даже это. Он чувствовал себя очень одиноко и хотел бы быть со мной. Я делал все возможное, чтобы побыть там подольше, но быть там было для меня настоящей обузой. Только ради него я страдал в этой деревне. После его смерти я редко, очень редко приезжал туда. Теперь у меня было оправдание — что я не мог приехать, потому что это напоминало мне о Самбху Бабу. Но на самом деле не было смысла приезжать туда. Когда он там был, смысл был. Он был маленьким оазисом в пустыне. — 147 —
|