|
Фрейд ждал и ждал, ходя взад и вперед по своей комнате. Пациент был действительно богатым, а психоанализ — это лечение, которое продолжается годами, потому что пока пациент не найдет более красноречивого еврея, он никогда не сможет выбраться из этого порочного круга. Фрейд снова и снова смотрел на свои золотые часы, а потом, в последнее мгновение, когда он действительно собирался сдаться, появился пациент. Его большая машина появилась на горизонте, и, конечно, Фрейд был в бешенстве. Наконец, машина подъехала к его подъезду, еврей вылез, и когда он вошел в офис, Зигмунд Фрейд был по-настоящему зол, потому что он опоздал на пятьдесят секунд. Фрейд сказал: «Хорошо, что я услышал, что ваша машина подъехала к крыльцу в назначенное время, иначе я бы начал сеанс в одиночку». Это профессиональная шутка. Только те, кто занимаются психоанализом, поймут ее. Мне придется объяснить ее вам, потому что никто из вас не является психоаналитиком. Фрейд пошутил так: «Мне пришлось бы начать сеанс одному», — без пациента. Вы улавливаете смысл? Я говорил вам о моей странной дружбе с Самбху Бабу. Это было странно по многим пунктам. Во-первых, он был старше моего отца, или, возможно, такого же возраста но, насколько я помню, он выглядел старше — а мне было всего девять лет. Так какая же возможна дружба? Он был удачливым экспертом-юристом, не только в том маленьком местечке, но у него была практика в верховном суде. Он был одним из наивысших представителей власти. И он был другом дикого, недисциплинированного, неграмотного ребенка. Когда он сказал, при той первой встрече: «Пожалуйста, сядьте», — я был поражен. Я не надеялся, что вице-президент встанет при моем появлении и скажет: «Садитесь, пожалуйста». Я сказал ему: «Сначала садитесь вы. Мне будет неловко сидеть, пока вы будете стоять. Вы пожилой, возможно, даже старше, чем мой отец» Он сказал: «Не беспокойся. Я друг твоего отца. Но расслабься и скажи, зачем пришел». Я сказал: «Я расскажу вам позже, зачем я пришел. Сначала…» Он посмотрел на меня, я посмотрел на него; и то, что случилось в то мгновение, стало моим первым вопросом. Я спросил его: «Сначала, скажите мне, что произошло сейчас между нами?» Он закрыл глаза. Я думаю, что, возможно, десять минут прошло, прежде чем он их снова открыл. Он сказал: «Прости меня, я не могу понять это — но что-то произошло». Мы стали друзьями; это было в 1940 году. Только позже, через двадцать лет дружбы, странной дружбы он умер в 1960 году, после двадцати лет дружбы, странной дружбы — только тогда я смог сказать ему, что слово, которое он искал, было изобретено Карлом Густавом Юнгом. Это слово «синхронность»; это то, что произошло между нами. Он знал это, я знал это, но слова не было. — 146 —
|