|
— Пусть он, — сказал немедленно Махмуд, — вернется еще через год. В течение следующих двенадцати месяцев Хайдар Али пересек реку Оксус (Аму-Дарья), посетил Бухару и Самарканд, Каср-и-Арифин и Ташкент, Душанбе и могилы суфийских святых в Туркестане. Когда он вернулся ко двору, Махмуд из Газны один раз взглянул на него и сказал: — Он может прийти на следующий год. В этот год Хайдар Али совершил паломничество в Мекку. Он побывал в Индии и в Персии, познакомился с редкими книгами и никогда не упускал возможности разыскать и посетить великих дервишей того времени. Когда он вернулся в Газну, Махмуд сказал ему: — Теперь выбери учителя, и если он возьмет тебя, возвращайся через год. Когда и этот год прошел, и Искандер Хан приготовился отвезти своего сына ко двору, Хайдар Али не проявил к этому никакого интереса: он просто сел у ног своего учителя в Герате и ничто из того, что говорил ему отец, не могло сдвинуть его с места. — Я потратил свое время и деньги, а этот молодой человек провалил испытания, возложенные на него королем Махмудом, — заплакал отец и бросил все это дело. Тем временем день, когда юноша должен был предстать при дворе, пришел и прошел. И тогда Махмуд сказал своим придворным: — Приготовьтесь посетить Герат. Там есть некто, кого я хочу увидеть. Когда кавалькада императора въезжала в Герат под музыку трубачей, учитель Хайдара Али взял его за руку. Он подвел его к воротам теккии, и они стали ждать. Вскоре после этого Махмуд и его придворный Айяз, сняв обувь, предстали в святом месте. — Вот, Махмуд, — сказал суфийский шейх, — тот человек, который был ничто, в то время как он посещал королей, но который теперь является тем, кого посещают короли. Возьми его как своего суфийского советчика, потому что он готов. *** Искатель истины прибыл в теккию Бахауддина Накшбанда. Он побывал на лекции и не задал никаких вопросов. Когда Бахауддин сказал: «Спроси меня о чем-нибудь», тот ответил: «Шах, прежде чем придти к тебе, я изучал такую-то и такую-то философию под руководством таких-то и таких-то. Твой авторитет заставил меня предпринять путешествие к твоей теккии. Услышав твои речи, я решил, что хочу продолжать учебу у тебя. Но я настолько привязан к моим прежним учителям, что мне хотелось бы, чтобы ты или объяснил мне их связь с твоей работой, или заставил забыть о них, чтобы я мог продвигаться дальше с нераздельным вниманием». Бахауддин сказал: «Я не могу сделать ни того, ни другого. Но я могу сказать тебе, что привязанность к личности и убежденность в том, что эта привязанность исходит из высшего источника, — вернейший признак человеческого тщеславия. Если ты не расстанешься с ним, ты сможешь только цепляться за свои привязанности, называя их привлекательностью». — 19 —
|