|
Я говорил после него. Первым делом я сказал: «Чандан Муни словно попугай повторяет священные писания. Он провел замечательную работу. У него отличная память, но у него напрочь отсутствует духовный опыт». Зал зашумел, потому что конференцию созвали джайны. Некоторые люди встали и ушли. «Подождите! — закричал я. — Вам нужно хотя бы пять минут послушать меня. Потом вы сможете уйти. Вы еще не знаете меня, я новичок. Послушайте меня хотя бы пять минут, чтобы получить представление о человеке, от которого вы ушли. А потом вы свободны, все могут уйти». Пяти минут мне было достаточно, потом я спросил: «А теперь могут уйти все, кто хочет». Но никто не ушел. Я говорил почти два часа. Вообще-то, я не должен был говорить так долго, ведь меня попросили почитать что-нибудь минут десять, не дольше. Но люди слушали меня и не собирались уходить, поэтому председатель испугался. Даже Чандан Муни слушал меня очень внимательно. Председатель боялся прерывать меня, потому что знал, что меня не так легко остановить. А я не собирался останавливаться, я скорее бы выгнал председателя. «Если люди хотят слушать меня, значит вы больше не председатель конференции, — заявил я. — Уходите». Он сразу все понял и затаился. Но Чандан Муни, послушав меня, прислал мне записку следующего содержания: «Я хочу встретиться с вами с глазу на глаз. Я не могу приехать прямо к вам, потому что джайнскому монаху не годится ходить куда-то помимо джайнского храма. Я прошу прощения, но вам придется приехать ко мне». «Хорошо, я приеду», — ответил я. Я встретился с ним. Вокруг него уже столпилось человек двести. Но он хотел устроить приватную беседу, поэтому привел меня в свою комнату, запер дверь и сказал: «Вы были правы. У меня не хватает мужества признаться в этом в присутствии других людей, но вам я говорю, что вы правы. У меня нет переживания самости. Я не достиг самореализации. Я вообще не знаю, есть ли такое явление. Вы были совершенно правы, я и в самом деле попугай, повторяющий священные писания». «Помогите мне! — взмолился Чандан Муни. — Я в западне, из которой не могу выбраться. Я глава общины, я не могу даже задать вам вопрос в присутствии других людей. Они считают меня человеком, достигшим просветления, поэтому не поймут меня, если я стану задавать вопросы, ведь я сам должен знать ответы на все вопросы». И он заплакал. «Я постараюсь помочь вам, — сказал я. — Я видел много первосвященников, но ни у одного из них не было такого искреннего сердца. Я прекрасно понимаю, что долго вы не вытерпите жизнь в этих оковах. Вы встретили опасного человека, но вы сами пригласили меня!» — 87 —
|