Мгновения вечности

«У нас уже есть двадцать четыре тиртханкары, — сказал старик. — Но если бы я мог, то непременно провозгласил вас двадцать пятым тиртханкарой, потому что вы один сделали для меня больше, чем двадцать четыре предыдущих тиртханкары». Он благоговейно смотрел на меня.

В этот момент в комнату вошла служанка. «Я давно приготовила для вас ванную комнату, а ужин скоро остынет», — напомнила она.

Пораженный старик остолбенел. «Неужели вы принимаете душ вечером?» — ужаснулся он.

Дело в том, что джайнские тиртханкары вообще не принимают душ, потому что считается, будто вода украшает тело, устраняя дурной запах. Служить телу ниже своего достоинства, нужно пожертвовать гигиеной ради высшей цели. Итак, джайнские тиртханкары не моются.

«Совершенно верно, — кивнул я. — Один раз днем, и один раз вечером. Итого, я моюсь два раза в день».

«Более того, солнце уже село, а вы собираетесь ужинать?» — удивлялся он.

Прежде всего, джайнский тиртханкара есть только раз в день, поэтому здесь даже вопрос об ужине не стоит. И даже если едите два раза в день, то непременно нужно уложиться до заката.

Старик забыл о всяком почтении, ведь для него я больше не был тиртханкарой. Я был им для старика много лет, но только потому, что он надеялся на то, что я ис­полню его ожидания. Он просто выдумал меня.

«Я сильно ошибся в вас, — досадовал он. — Все эти годы я превозносил вас, но вы не стоите поклонения».

«Поймите, я никогда не призывал вас поклоняться мне, никогда не просил читать мои книги, — сказал я. — Я никогда не просил вас считать меня тиртханкарой. Я ни­когда не просил вас уповать на меня. Вам было легко лелеять какие-то надежды в отношении меня, потому что вы не знали меня. А книга мертва, причем вы прочли мою первую книгу, я давно перерос ее. Если бы вы прочли мою вторую, третью, четвертую книгу, то слетели бы с облаков».

Он был очень зол на меня. Когда он собрался уходить, я спросил его: «Разве вы не хотите еще раз приложиться к моим ногам? Вы уже старый. Может быть, мы больше никогда не увидимся».

«Я ошибся один раз, но второй раз я не ошибусь», — бросил он в сердцах.

На какой-то конференции я читал лекцию вместе с одним джайнским монахом. Он пользовался большим уважением среди джайнов. Его звали Чандан Муни. Он говорил первым. Этот монах стал рассказывать о самости, о самопознании, о бла­женстве самости. Я сидел рядом с этим человеком и наблюдал за ним. Все его сло­ва были блеклыми, он не пережил ничего подобного на своем опыте. Я заглянул в его глаза и не увидел в них глубину.