|
Сам я не менялся, а вот окружающие меня люди менялись. Когда ушли последователи Ганди, социалисты и коммунисты подумали: «Нам выпала прекрасная возможность. Если мы перетянем его на свою сторону...» Но я осуждал Ганди не для того, чтобы поддерживать коммунизм. Я и не собирался предоставлять шанс социалистам и коммунистам. И мне пришлось разгромить и их. Иным способом от таких людей не избавиться. Все разговоры о политике, которые я вел, были необходимы для того, чтобы найти моих людей. У них не должно быть никаких предубеждений, они пришли лично ко мне, а не для того, чтобы услышать о Христе, Будде, Ганди или Махавире. Они пришли прямо ко мне, чтобы слушать именно меня. У меня есть собственное послание миру. Я никогда не был серьезным человеком. Но меня много лет окружали серьезные люди, а среди серьезных людей трудно не быть серьезным. Вы все равно как в больнице. И вы должны хотя бы притворяться серьезным. Несколько лет меня окружали больные люди, и мне приходилось разыгрывать серьезность. Я совсем не серьезный, потому что существование лишено серьезности. Оно игриво, в нем звучит музыка и песни, звенит тонкий смех. У существования нет цели, нет делового духа. Это чистая радость, спонтанный танец от избытка энергии. Песни Ганди о единстве индуизма и ислама, его лекции о сходстве этих религий и отсутствии между ними различия, оказались лицемерными, потому что его старший сын Харидас, который с самого рождения был мятежником... Мне нравится этот человек, который во всем превосходит своего отца. Харидас хотел ходить в школу, но Ганди не разрешал ему это, потому что считал, что всякое образование портит людей. Он ничему не учил своих детей. Он лишь выучил их грамоте, чтобы они могли читать религиозные писания. Но Харидас настаивал на том, чтобы ему разрешили учиться так же, как и другие мальчики. Ганди стал угрожать ему: «Если ты пойдешь в школу, тогда я никогда не пущу тебя на порог этого дома». Вы полагаете, что такие слова могут исходить от ненасильственного человека? Он противостоял маленькому ребенку, в потребностях которого не было ничего преступного. Он же не говорит, что ему хочется посетить проститутку. Мальчик просит разрешить ему ходить в школу, чтобы учиться, как другие дети. И Харидас нашел замечательный аргумент. Он сказал: «Отец, ты же образованный человек. Но учение в школе не испортило тебя, чего ты тогда беспокоишься? Я твой сын. Если ты смог стать образованным, получить научную степень юриста, тогда почему я не могу сделать то же самое? Почему ты не доверяешь мне?» — 147 —
|