На стороне ребенка

• Извращение.

296

Я это называю пищеварительной школой. В сущности, хороший ученик — этот тот, кто соглашается, чтобы взрослый оторвал его от корней и заставил себе подражать.

Такое поведение нравится обществу, испытывающему страх пе­ремен. Тот, кто соглашается на повторение, слывет хорошим учеником. Когда он, вместо того, чтобы устанавливать отношения в качестве субъекта и самовыражаться, заполняет ту форму, которая ему пред­ложена, он стремится только отличиться, угодить. Похвалы обычно достаются трусу. Бывает и так, что исключительному, маргинальному ребенку удается, будучи хорошим учеником, сохранить в себе под­вижность, изобретательность, свободный критический дух, способность к отношениям с другими людьми; такой ребенок словно говорит себе: «Ладно, в школе буду делать, что требуют, но в остальное время полностью вырвусь из-под власти взрослых...» Это — будущий гений, но такой ребенок — один на двадцать тысяч. Приведу в пример историю Камилла Фламмариона, того, который стал знаме­нитым астрономом. Он был не то тринадцатым, не то пятнадцатым ребенком в семье, и с трех лет именно его, Камилла, все называли «Фламмарион»; остальных звали по именам... А его — по фамилии, даже в семье, потому что он не только был блестящим учеником в школе, но и вне школы проявлял себя как любознательный на­блюдатель, умница, предприимчивый и инициативный мальчик с бо­гатой внутренней жизнью. Но это исключение. А сколько одаренных детей пропадают среди умственно отсталых? Знаменитый пример: Эйнштейн. Эйнштейна любили в семье и никто не переживал из-за его плохих отметок в школе. Говорили: «Не беда, хорошо, что есть дядя, суконщик, — он всегда возьмет его к себе грузчиком». Сегодня для такого школьника, как Эйнштейн, это было бы уже невозможно, даже если бы в семье к нему относились точно так же: все равно его бы очень, скоро «выпотрошили» и дезориентировали. На это хватило бы и двух лет. Первую селекцию проводят среди пятилетних. Увы, уже к концу первого триместра почти всегда бывает известно, кто останется на второй год, кого не допустят к дальнейшему обучению, даже если он этого искренне хочет.

И не было бы в том беды, если бы ребенок сам хотел бросить Учебу, если бы этот отбор ощущался им не как отверженность, а как ориентация, которая принесла бы ему радость и по поводу которой окружающие поздравляли бы его с тем, что он нашел свою дорогу, свое призвание.

297

Слова не обманывают. Не случайно представления детей о вспомогательных классах таковы, что они говорят: «Не хочу идти к дуракам'». Нельзя в самом начале жизни производить селекцию, которая потом произошла бы сама собой, если бы наряду с чтением, речью, письмом детям преподавали музыку, живопись, рукоделие, право, гимнастику.