На стороне ребенка

Это интеллектуальная ловушка. Как будто достаточно простого акта воли, как будто достаточно решить в один прекрасный день, что Фрейд — это культурное наследие, от которого можно отказаться! Когда эти пишущие дамы объявляют что пора убить мифического отца, они выражают это сознательно; между тем, этот процесс, как показывает психоанализ, лежит в сфере бессознательного. Их отказ —

221

это только отрицание психоаналитической литературы или того, что они из нее усвоили, а вовсе не настоящее преодоление этих глубинных процессов, которые, как известно из психоанализа, происходят внутри каждого человека, причем в сфере его бессознательного.

Отрицание чего-либо не является доказательством того, что данное явление не существует и что над отрицающим уже не властен Эдипов комплекс. Чтобы подвести ребенка к убийству мифического отца, достаточно того, чтобы по мере взросления ребенка отец становился все более и более реальным. Если отец на самом деле рядом, ребенку ни к чему мифический отец. Какую ошибку совершают многие так называемые, раскрепощенные интеллектуалы, заставляя детей звать себя по имени! Ведь подростки часто уже не говорят «пала», как малыши, — это неизбежно — зато говорят «отец», а если отец обращается к ребенку «сын», он этим утверждает себя как реального отца. Чтобы убить мифического отца, нужно как можно больше реального отцовства. А чтобы усилить это реальное отцовство, совершенно бесполезно и даже противопоказано отрицать генетическую связь, а через нее — и право на взаимное разочарование;

ребенок воспринимает отца как образец для себя, отец воспринимает сына как продолжателя своего рода. Это разделяемый обоими нар­циссизм*. Отец гордится потомством, если оно преуспело. Но если сын потерпел неудачу в жизни, отец ощущает себя бессильным. Как будто тот факт, что он произвел на свет ребенка, который в его глазах не является достойным, означает его половое бессилие. Он думает: «Я породил дерьмо». Вот что происходит с родителями, которые не удовлетворены своими детьми; если ребенок не успевает в школе, ему передается тревога его родителей.

«Все видят, что я неудачник, потому что мой сын неудачник». Эта нарциссическая и эдиповская связь не отменяется тем фактом, что мальчик зовет своего родителя «Жюль», а не «папа» или «отец». Те же отношения обнаруживаются между учителем и учеником: пре­подаватель злится на плохого ученика, потому что эта неудача оз­начает, что он плохой преподаватель, особенно если он видит, что этот ученик — неглупый ребенок. «Ни на что не годится», «без будущего», — так писали учителя о маленьком Эйнштейне, плохом ученике и нонконформисте.