|
Модный сегодня Алексей Чадов обрел славу в 19 лет. Попал же он в кино случайно, с улицы. После актерского дебюта в фильме Алексея Балабанова «Война» он стал знаменитым. Он продолжает сниматься, но его уже напрягает образ «простого парня». Так чем же красивая девушка отличается от очень красивой? А та в свою очередь от очаровательной? Вот перед нами обладательница звания «Мисс ФРГ 88—89» Катя Мюнш. Мы спрашиваем ее, каковы секреты красоты. И вот что она нам отвечает: — Особых секретов нет. Ухаживаю за собой около часа в день, и то он по преимуществу уходит на прическу. Косметикой пользуюсь очень мало. И, конечно, выручает спорт, особенно теннис... И это все? Маловато, пожалуй, для теоретических обобщений. Спросим у представителей религиозного культа. Кстати, встреча философов с преподавателями Загорской духовной семинарии в Институте философии. Интересуемся: — Служат ли конкурсы красоты поиску индивидуальности? Нет, отвечают нам, не служат. Напротив, они освобождают от индивидуальности. Ведь возникает массовый запрос на нечто, что кажется многим красивым. Сегодня в моде длинные ноги, а завтра — скромный бюст... Разве это не насаждение эталона в противовес истинному устремлению к своеобразию, к единичному? Согласимся с этой древней христианской установкой. Человек стремится к уникальности. М. Штирнер, младогегельянец, назвал свой философский манифест «Единственный». Но полно, разве человек действительно вожделеет непохожести? Ведь дар самопостижения собственной незаместимости — редкое свойство, такое, что оно подчеркивается, специально отмечается: «Познай самого себя — это всегда было фактом моей жизни... Познание себя было только первой задачей, второй было самоизменение. То есть, узнав себя, освободить себя, прийти к внутреннему равновесию, получить то, что никогда ни отнято, ни нарушено быть не может...» Чаще человек мечется, ухватывает из окружения различные образцы, всматривается в разные лица... Смотрю на актера Л. Ярмольника. Вот лицо, типичное, кажется, для любой эпохи. Нечто эксцентричное и узнаваемое. Набросьте на актера грубую холстину — и перед вами античный раб. Сбейте по скорее ярмо, приладьте рыцарский шлем, плащ — средневековый скиталец. Теперь вглядитесь — какое постное, аскетическое лицо... Положите немного грима. Да-да, облик совсем другой — теперь это священник доминиканской церкви. Но нас обманули. В этом лице есть что-то колдовское, сатанинское. Ему бы беса воплощать! Он и бедный одухотворенный студент, он и сицилийский мафиози. Лицо такое, что кажется, можно его многократно вывернуть наизнанку. Но такое лицо — редкость, достояние актера, которого не хотели снимать в кино и на телевидении, потому что отворачивались от узнаваемого лика. Потом сообразили: это только так кажется, что узнаваемое лицо, а на самом деле оно каждый раз другое. Немного грима и предлагаемых обстоятельств... — 224 —
|